– Нечего тут понимать, – сказал Аэрон, все еще пытаясь успокоить ее. – Я с тобой.

– Я ведь один из Семерых Избранных, Оливия. Поэтому, когда я попросил для тебя четырнадцать дней, тебе их дали. Это время ты можешь провести здесь… насладиться жизнью. А потом нужно вернуться назад. – В голосе Лисандра звучала обида на ученицу за то, что она не догадалась о полагающихся его статусу привилегиях.

Она уловила также и нотки надежды, опечалившие ее. Выбрав Аэрона, она сожалела лишь о том, что причинила боль Лисандру, этому удивительному воителю. Ведь он любит ее и желает ей только добра.

– Мне жаль, но я не передумаю.

Такой ответ ошеломил Лисандра.

– Даже когда этого бессмертного у тебя отнимут?

Оливия едва сдержалась, чтобы не заплакать от страха. «Я не готова потерять его». Но она так слаба, что ничем не может помочь Аэрону, и знает об этом.

– Потому ты…

– Нет-нет, успокойся. Я пришел сюда не для того, чтобы его убить. – Он не сказал «пока», но это подразумевалось само собой. – Если ты решишь остаться, то нового палача выберут по истечении отведенных тебе четырнадцати дней.

Что ж, значит, она проведет с Аэроном две недели. Не больше и не меньше. Этого должно быть достаточно, чтобы запастись воспоминаниями на всю оставшуюся жизнь. Если, конечно, удастся убедить Аэрона оставить ее в крепости. Он ведь такой упрямый…

Оливия вздохнула.

– Спасибо, – сказала она Лисандру. – За все. Ты не обязан был это делать для меня.

Наверняка за подобную уступку ему пришлось яростно повоевать с Советом, хоть он и один из Семерых Избранных. Однако он добился своего, подарив Оливии возможность насладиться столь желанными радостями обычной жизни и страстью, прежде чем она снова займет свое место в раю. Она не стала говорить Лисандру, что не вернется ни при каком исходе.

Вернись она через четырнадцать дней, ей опять поручат убить Аэрона, и она, как и прежде, не сможет это сделать.

– Я люблю тебя. Надеюсь, ты это знаешь. И не важно, что будет дальше.

– Оливия, – произнес явно сбитый с толку Аэрон.

– Он не может ни видеть, ни слышать, ни чувствовать меня, – пояснил Лисандр. – Сейчас он понял, что ты говоришь не с ним, и думает, будто у тебя галлюцинации от боли. – Наставник шагнул к кровати. – Должен тебе напомнить, Лив, что этот мужчина – демон. И олицетворяет собой все то, против чего мы боремся.

– Как и твоя женщина.

Лисандр расправил широкие плечи и вздернул подбородок. Упрямый воитель ее Лисандр. Как и Аэрон.

– Бьянка не нарушала наших законов.

– Даже если бы и так, ты все равно захотел бы остаться с ней. Ты нашел бы способ, как это сделать.

– Оливия? – повторил Аэрон.

Лисандр не обратил на него внимания.

– Почему ты предпочла смертную жизнь с ним, Оливия? Ради нескольких минут в его объятиях? Это принесет тебе лишь страдания и разочарование.

И снова в его словах прозвучала непреложная истина. Ложь в их мире не допускается. «Теперь это только его мир», – печально подумала она. Тем не менее ей не хотелось верить Лисандру. Здесь она может делать то, чего так отчаянно желала. Она не только получила возможность жить, как смертные, но и чувствовать так же, как они.

Дверь спальни открылась, спасая ее от необходимости отвечать, в комнату влетел маленький пластиковый пузырек и приземлился на пол рядом с обутыми в сандалии ногами Лисандра.

– Вот лекарство! – крикнул Торин и захлопнул дверь, прежде чем Оливия успела снова раскричаться.

Аэрон хотел было подняться, но Оливия навалилась на него всем весом, удерживая на месте.

– Нет, – проговорила она, морщась от очередной вспышки боли. – Останься.

Он мог бы оттолкнуть ее, но не стал.

– Мне нужно взять таблетки. Они облегчат твою боль.

– Позже, – сказала она.

Теперь, узнав нежность прикосновений Аэрона, тепло его тела, успокаивающие объятия, Оливия не хотела разлучаться с ним. Даже на миг.

Сначала ей показалось, что он проигнорирует ее просьбу, но спустя мгновение он расслабился и обнял ее крепче. Оливия довольно вздохнула и снова посмотрела в жесткие глаза Лисандра. Он хмурился.

– Вот почему, – обратилась она к нему.

Ангелы друг друга не обнимают. Наверняка могли бы, если б захотели, но никогда так не делают. Зачем бы им это понадобилось? Они ведь считают друг друга братьями и сестрами, и физическому желанию в этих отношениях нет места.

– Что «вот почему»? – спросил Аэрон, по-прежнему сбитый с толку.