Шрифт:
— Или что? — ехидно поинтересовался почтальон.
— Или… — Ольга оглянулась, словно ища, чем бы ему пригрозить. Но не нашла и сказала первое, что пришло в голову: — …Или я вас вот этими розами заколю. Ну! И зарубите на носу: никакого Ланселота я вам не обещала!
Шлыков переполошился — так его в Родниках еще не осаживали. Он кинулся за телеграммой, лепеча:
— Как же так, как же так… Сами обещали, а теперь не дают. У меня уже есть рыцари… Только русские: «Три богатыря» есть, «Богатырская застава». Мне бы рыцарскую серию начать…
Наконец он подал Ольге телеграмму и замусоленный почтовый кондуитик:
— Вот, распишитесь, пожалуйста! Очень мне нужна ваша телеграмма!
Ольга расписалась, но не стала при Шлыкове читать телеграмму. И это после всех безобразий, которые она устроила в его собственном доме!
Возмутительно! Такого не случалось в его практике! Что ж, пришлось издали подглядывать, как Ольга, выйдя на улицу, раскрыла поздравительный бланк, на который почему-то была наклеена телеграмма. Шлыков знал, что в ней написано:
«Мама папа вышлите денег очень надо тысячу лучше больше тчк сын Кирилл».
Знать-то он знал, но не ведал, как дрогнуло сердце Ольги.
Когда она вернулась, все семейство встречало ее в саду. Девочки бросились к матери. Но сейчас это ее не радовало — ну есть сад, есть дом-дворец, любимый муж, дети, а покой?!
Покоя не было и нет.
— Из Страсбурга? Вот здорово! — обрадовалась Наташа, увидев цветастый бланк.
— Нет. Это от Кира…
Отец, прочтя телеграмму, присвистнул:
— Та-а-ак! Мать, сколько ты ему дала с собой?
— Иван, ты не о том…
— И все-таки?
Оказалось, что дала пятьсот рублей — ровно столько, сколько сказал тренер. По его словам, на месяц Кириллу вполне достаточно. Питание в пансионате усиленное, рассчитанное на спортсменов — рацион предварительно согласовывался с медиками. Экскурсии в Тверь не планировались. Прогулки на лодках пансионата входили в стоимость путевки.
Еще были деньги на организацию «последнего костра» с шашлыками, но они сразу пошли в общую кассу, и Кирилл к ним отношения не имел.
Может, у него полетело что-то из снаряжения? Вечно то проклейку надо менять, то какие-то болтики, а то и клинок сломается. Но ведь в пансионат Кирилл уехал с запасом снаряжения, как, впрочем, и остальные фехтовальщики.
Тысяча рублей… Можно новые кроссовки купить. Но вряд ли дело в кроссовках — сын так бы и написал. А написано по-другому, будто лично Кириллу Рукавишникову нужна тысяча рублей на какие-то цели, до которых никому не должно быть никакого дела.
— Еще вчерашний звонок, — напомнила Ольга. — Неспроста ведь тренер звонил.
Иван не забыл. Что-то не так с Кириллом. С их любимым ланселотиком…
Наташа, правда, фыркнула:
— И что — вы пошлете? Я, конечно, молчу, что мне давно сидиром пора менять. Это просто смешно — сидеть на четырехскоростном. Но я молчу…
И Мила молчала, красноречиво сопя. Ей тоже было на что истратить тысячу рублей. Отсопев, она принесла ручку и бумагу и попросила Наташу посчитать, сколько это может выйти… Тут Мила что-то горячо зашептала сестре на ухо, Наташа рассмеялась, но принялась считать.
— И что будем делать? — спросила Ольга мужа. — До воскресенья еще четыре дня…
Иван погладил жену по спине. Этот жест означал: «Не волнуйся, что-нибудь придумаем».
Он позвонил Михаилу Афанасьевичу. Видимо, тот не стал возражать против отлучки доктора Рукавишникова по чрезвычайным семейным обстоятельствам. Потому что после разговора с главврачом муж обнадеживающе подмигнул Ольге:
— Все в порядке! Можем завтра ехать.
— А как же мы? — опомнившись, возмутилась Наташа. До нее только теперь дошло, что родители уезжают. Без них и на Волгу.
— Ты же говорил, мы все вместе поедем! С палаткой, с ночевкой…
Отец не забыл о походе. Да, они собирались — костерок попалить, ушицы поесть, песни под гитару… Хорошее дело! Но сейчас им с матерью срочно надо к Кириллу.
И он торжественно поклялся, что на Волгу они еще обязательно съездят. Как и обещано. С костерком и ухой. Ну, пусть не на Волгу — на Оку-то уж выберутся! Может, даже в эти же выходные.
— И когда вы вернетесь? Что, если наш Кириллик наворотил такое, что неделю придется разгребать? — ревниво спросила Наташа.