Шрифт:
— Я очень рад за Мишу Маклярского. Он стал известным сценаристом. Вот видишь — его картина…
И он указал собеседнику на огромную афишу, там рекламировался фильм «Секретная миссия».
— Саша, — сказал ему в ответ старый товарищ, — если бы ты знал, как Миша Маклярский бил меня на допросах, выколачивая показания на тебя, ты бы меньше радовался его успехам…
Самого Маклярского так же не миновала эта чаша. Но его арестовали незадолго до смерти Сталина, а потому просидел он совсем немного. В этой связи рассказывалась забавная история, как я понимаю, выдуманная.
Лето 1953 года. Маклярский — в одиночке, связи с внешним миром никакой. И вот его вызывает следователь.
— Я рад вам сообщить, что дело в отношении вас прекращено за отсутствием состава преступления.
— Спасибо, — отвечает Маклярский, — я знал, что справедливость рано или поздно восторжествует. Я еще смогу послужить делу Ленина — Сталина…
— Иосиф Виссарионович Сталин умер 5 марта этого года, — сдержанно говорит следователь.
— Ах, какая невосполнимая утрата! — восклицает Маклярский. — Но я еще смогу принести пользу нашим доблестным органам, которые возглавляет верный ленинец Лаврентий Павлович Берия!..
— Враг народа Берия расстрелян по приговору трибунала.
— Боже! — восклицает Маклярский. — Как же я теперь выйду в этот страшный мир?!
В восьмидесятые годы под Одессой существовал дом отдыха КГБ имени Дзержинского. (Тут надобно заметить, что во всякой мало-мальски соблазнительной курортной местности непременно были три дома отдыха или санатория — ЦК партии, КГБ и Министерства обороны.) Так вот отдыхающим в доме имени Дзержинского чекистам как-то подали за обедом маслины. После этого они написали начальству жалобу, дескать, их тут кормят «гнилыми сливами».
В тридцатых годах умер некто Вельбушевич, композитор, который писал легкую музыку. Ему устроили вполне советские похороны с так называемой «гражданской панихидой». С надгробными речами выступали коллеги, эстрадные артисты, а от работников цирка сказать слово поручили клоуну по фамилии Гарин.
Тот стал отнекиваться:
— Да я говорить не умею…
— Ничего, ничего, — настаивало начальство, — несколько слов от нас, циркачей, надо сказать. Это — общественное поручение.
Словом, уговорили.
Гарин перед похоронами очень волновался и для храбрости хватил стакан коньяку.
И вот распорядитель дал ему слово.
Клоун подошел к гробу и сказал:
— Вот перед нами лежит наш замечательный композитор товарищ Вельбушевич… А ведь он мог бы еще жить, мог бы радовать нас своей музыкой… Вот, говорят, попугай живет триста лет… А на хер он кому нужен, попугай?..
После этих слов в помещении остались лишь гроб и оратор — все прочие участники траурной церемонии выбежали, давясь от смеха.
На похоронах кинорежиссера Васильева министр С. В. Кафтанов начал свою надгробную речь такими словами:
— Пользуюсь случаем, чтобы…
На похоронах композитора Чемберджи присутствовал поэт Виссарион Саянов. Это был человек совсем небольшого роста, внешности довольно комической и к тому же постоянно нетрезвый. На кладбище он попросил слова, начал надгробную речь, но тут его качнуло, и он свалился в разверстую могилу. По причине опьянения и малого роста Саянов никак не мог выбраться из ямы и при том бормотал:
— Я сейчас… Я сейчас… Свидетели говорили, что в этот момент даже вдова покойного улыбнулась.
Происходили похороны одной из преподавательниц английского языка, которая работала на филологическом факультете Московского университета. На кладбище слово взяла заведующая кафедрой, профессор О. С. Ахманова. Она сказала:
— Мы сегодня хороним Софью Степановну Петрову. На нашей кафедре она была лучшим специалистом по английским глаголам. Английские глаголы делятся на…
Тут последовала двадцатиминутная лекция о глаголах, после чего тело было предано земле.
На Ваганьковском кладбище хоронили актера и режиссера Давида Гутмана. Среди провожавших его в последний путь был знаменитый исполнитель роли Чапаева — артист Борис Бабочкин.
Ваганьково в своем роде «фабрика смерти», гробы туда доставляются в большом количестве. Затем они выставляются в ряд возле входа на кладбище пока в конторе выправляют бумаги.
И вот, стоя возле этого печального ряда, Борис Бабочкин задумался о бренности всего земного… Вдруг он увидел, что гроб его друга Гутмана берут какие-то незнакомые люди и хотят нести.