Вторая причина – у меня в руках была не только лицензия, но и пакет технологий, благодаря которым появлялась уверенность, что Бажену мы все же разбурим.

Первая – плазмобур, я нашёл его в Новосибирске. О технологии больше говорить ничего не буду, скажу для чего он нужен. При добыче нефти главное – скважины. По одним – подаётся буровой раствор, по другим – на поверхность идёт скважинная жидкость, которая будет нефтью только после очистки. Даже при разработке классического месторождения требуются десятки скважин. При разработке сланца их нужны сотни. А Бажена – это даже не сланец, это скорее битуминозные пески. Их разрабатывают только в Канаде, открытым способом – прорыли карьер и грузят на самосвалы, а потом вытапливают нефть – для получения четырёх баррелей нефти при вытапливании сжигают один. А нам – надо добыть нефть не с поверхности как в Канаде – а с двухкилометровой глубины. Нужны будут сотни скважин, а плазмобур – позволяет сократить себестоимость одной примерно втрое. Это первое. И второе – в Техасе я не только встречался с людьми – но и через подставных лицу скупил кое-какие разорившиеся фирмы, со всеми их патентами и технологиями. И людьми, готовыми ехать в Сибирь и разбуривать самое большое месторождение в мире. Как добывать твёрдую нефть из глубины – технология была только у немцев: они нагнетают в глубины земли пар с температурой триста – четыреста градусов. А среди купленных мною патентов – было разжижение пластов с помощью специальных, искусственно выведенных бактерий. Прелесть их в том, что их не надо подавать постоянно. Их надо только запустить – а дальше они будут размножаться сами.

Таким образом, по моим прикидкам даже с учётом необходимости строительства инфраструктуры с нуля – мы начнём добычу с себестоимостью примерно шестьдесят – шестьдесят пять долларов за баррель. Это если не строить трубу. Дальше – её строить придётся, но с разбуриванием все новых и новых участков, отработкой технологий и окупанием первоначальных вложений – себестоимость упадёт до сорока. Если не ниже. Я всё-таки изучил вопрос, причём изучил тщательно. Когда саудиты, надеясь угробить американские наработки по сланцу, начали сознательно ронять цену нефти – они и не думали о том, что американцы так быстро адаптируются. Конечно, добыча упала, многие ушли с рынка, многие обанкротились. Но остались самые эффективные. Я сидел в Хьюстоне, в Далласе, разговаривал с простыми инженерами – они мне сказали, что за полтора года им удалось снизить себестоимость добычи на 10–15 долларов. И там где собственники участков пошли навстречу по арендной плате – они продолжали бурить. Так что саудиты – навредили сами себе, получается.

Но это все частности.

Денег на то, чтобы в одиночку реализовать такой огромный проект – у меня не было. Но у меня были лицензии и пакет технологий. И договорённость, что политических проблем, связанных с запуском иностранцев – не будет. В какой-то степени – это операция по прорыву технологической блокады, она выгодна всем. Том – уже финансировал мои… скажем так не совсем соответствующие санкционному режиму операции через мою дочку в Астане. И не только в моих интересах. Казахстан – тоже добывает и нефть, и полезные ископаемые. И там тоже – есть сланцевый потенциал. Санкционный режим ничего не дал – только создал ещё одну возможность для заработка, не более того.

Но теперь – вопрос принципиальный, делать это из-под полы не получится. Слишком велики объёмы.

– И что думаешь?

– Сырьё – сейчас не в фокусе внимания, Владимир

– Когда оно будет в фокусе внимания – будет уже поздно, и ты это знаешь. Ты не хуже меня знаешь, каков инвестиционный цикл в нефтянке. Несколько лет.

– Да. Но инвесторы как перепуганное стадо.

– Ты сам меня учил – будь первым.

– Конечно. Только вот их я не учил. А если и учить… все бесполезно.

Том почесал бородку, делающую его похожим на кардинала Ришелье

– Роад-шоу [2] мы устроить не можем, так?

– Какое роад-шоу?! – возмутился я

– Это ещё сложнее. Тем более речь идёт о России.

– Нефть есть нефть – напомнил я – и только Господу решать, где она будет.

– Да я понимаю…

– И я пойму, если кому-то больше нравится финансировать ближневосточных людоедов. Том, хватит. В чем дело?

– Что?

– Ты сегодня как в воду опущенный.

– Что значит «в воду опущенный»

– Как будто с тебя слезли штаны на скачках в Аскоте.

Для англичанина такое сравнение понятнее… самый большой страх англичанина – это страх оконфузиться.

– А… ну да. Точнее нет. Короче… варианты есть всегда. Но… пятнадцать миллиардов долларов

– Том, ещё несколько лет назад для мейджоров [3] это была сдача от мороженого. Речь идёт о крупнейшем нефтяном месторождении мира.

– Слушай, Владимир. Я посмотрел на твои расклады. У тебя есть уникальное технологическое решение – плазмобур. Почему бы тебе просто не продать его кому-то?

– Нет – спокойно сказал я

– Но почему?

– Потому что. Мне это не нравится по двум причинам. Первая – это сократит себестоимость бурения и может опять выдать на рынок излишние объёмы. Сорвёт восстановление цен. Мне это не нравится. Я добытчик. Мне не нравится, что сырьё стало стоить так дёшево – в принципе. Оно должно стоить дорого. Поэтому – бур останется при мне.

– Но ты же понимаешь, что шило в мешке не утаишь.

– Да. Но никто не будет рисковать непроверенной технологией. Ты сам понимаешь – стоимость ошибки огромна, и к стоимости технологии – прибавляется стоимость экологических штрафов и запоротых скважин. Пока кто-то не рискнёт и не получит результат – ничего не будет. Плазмобур – мы обязательно потом будем продавать, но не как технику, а как решение, вкупе с услугами по бурению. Но к тому моменту – я хочу успеть разбурить Бажену. Получать прибыль, продавая нефть, а не технологии. И … сколько я получу от продажи этой технологии – тем более при нынешнем уровне цен? Десятку? Двадцатку? Мне это не надо. У меня это уже есть. Я хочу сыграть по высоким ставкам. Понял? А тебе надо решать – ты в игре или нет.

– Хорошо – с кислым видом согласился Том – я попробую кое с кем переговорить…

Что-то было не так.

Я не мог понять, что именно – но что-то было не так. Всё-таки я знал англичан. Их не так просто выбить из колеи, у них могут быть неприятности, но они не будут этого показывать – до последнего, пока это возможно. А мой старый друг выглядел так, как будто у него крупные неприятности.

Но пока я – не мог ничего сделать с этим.

С обещанием всего лишь «переговорить» – я покинул лондонский офис «Барклайс», банка, созданного четыреста лет назад лондонскими золотых дел мастерами и в какой-то момент бывшего почти синонимом банковского дела, как Ллойдс – страхового. Интересно кстати – может, у Барклайс глобальные проблемы? Сейчас никто ничего точно знать не может, на рынке полно финансовых зомби – банков, у которых на балансе с виду нормальные бумаги, в том числе государственные, нормальные залоги – а на самом деле по этим векселям платить никто не будет, а залоги – давно и капитально обесценились. Кризис, однако. По моим прикидкам – мы как в него вошли в две тысячи восьмом – так из него и не выбирались. И Россию ещё не слишком сильно это задело – мы вынужденно погасили значительную часть внешнего долга из-за санкций, перед тем как пошла вторая волна. По той же Канаде – ударило намного сильнее.