Завтрак был таким же хорошим, как и пробуждение. Лидия Николаевна, накладывая Васе лучшие куски, называла его любимым внучком. А он кричал свое неизменное «ай-яй-яй-яй-яй! Ну это ж надо такое, а!». В конце завтрака Надя попросила Лидию Николаевну не чавкать у нее под ухом.

– Купи мне новую челюсть. За пятьдесят рублей, – засмеялась Лидия Николаевна. – Вот тогда не буду.

– Давайте я на своем станке выточу, – предложил Василий. – Какую вам надо челюсть?

Услышав это, Надя схватилась за живот, перегнулась и долго смеялась в таком положении, пока не смогла выговорить:

– Он тебе выточит! Клыки…

Я представила, как маленький подбородок Лидии Николаевны оттянет стальная челюсть, а поверх губ-полосок хищно заблестят два клыка, и сделала то же самое, что и Надежда: схватилась за живот и перегнулась.

Я поглядывала на скучающее лицо Василия, когда мы с Надей одевались и уходили покупать мне билет. Она упрашивала остаться еще, но в среду я должна была приступить к работе, куда меня устроили. Бодрым голосом я посоветовала Васе завести друзей или чем-нибудь увлечься. На предложение коллекционировать марки Василий ответил бесцветной улыбкой. Как всегда, не обошлось без того, чтобы не влезла Лидия Николаевна:

– Скучно будет Васеньке! Взяли бы его с собой… Ух, ты! Как Надька на меня свои глазища вытаращила! Идите, идите… Вертите хвостами. А Васенька пускай скучает.

Захлопнув дверь, Надя выругалась. Я сама вворачивала при случае крепкое словцо, но в Надежде не могла к этому привыкнуть и поэтому укоризненно ее толкнула.

– Не ругайся. И приготовь себя к серьезному разговору.

– Я готова.

– Один раз летом я решила пощадить твою нежную душу. Вышло из этого что-нибудь хорошее? Нет, не вышло. Теперь я не повторю своей ошибки. К тому же ты очень огрубела.

– Я уже знаю, о чем твой серьезный разговор. Можешь не щадить мою нежную душу. Я все видела, – сказала Надя убийственно спокойным голосом. – Я себе внушила, что ничего не было. Понимаешь? Ничего. И к тому же Люде я могу все что угодно простить.

– Понятно. Значит, если б на ее месте была шлюха какая-нибудь с улицы, ты бы ей никогда в жизни этого не простила?

– Нет. Не в этом дело. Просто я знаю, что Люда меня любит и мне от нее больше ничего не надо…

– Ясно. А как же Вася? Думаешь, я ходила проветриваться в подъезд? Нет. Меня понесло к пятой квартире.

– Да, я заметила, что он слишком уж долго ее провожал. А Нинка уже не девочка, я знаю. У нее был парень один, друг детства…

– Ты только пойми меня правильно. Вовсе я не ставлю своей задачей кого-то осудить и отнять твою незаслуженную любовь. Я просто волнуюсь за тебя и удивляюсь, как предвидела все случившееся вчера. Помнишь, я тебе в августе давала советы?

– Танюша, извини, не помню. Ты же знаешь, какая у меня дырявая память.

– Я тебя извиняю. Я так привыкла к тому, что ты внимательно и с удовольствием выслушиваешь все, что я тебе скажу, с тем, чтоб через минуту забыть. А я, между прочим, кое-что от тебя беру. В моих отношениях с Сережей пятьдесят процентов тебя. А в августе я тебе сказала: «Наденька! Если Василий будет тебе изменять, отнесись к этому спокойно. Мужчины так устроены». Измена почему-то считается отрицательным поступком. А нужно искать в реально существующем положительное. Меня тоже не устраивает такой порядок вещей. Но так природа завинтила, что мужчина изменяет. Значит, измена – это неплохо. Не будем говорить «хорошо». Всегда цепляйся за реальность. Ты чего улыбаешься?

– А ты не предвидела в августе, что я сама изменю Васе. Не пугайся, пожалуйста. Я не до конца. Но тогда я больше изменила Васе, чем он мне вчера, хотя и не было всего такого близкого…

– Нет, этого я не предвидела. Этого я просто не могла ожидать. Но теперь, когда я познакомилась с Василием, нисколько не удивляет, что ты могла ему изменить.

– Он был летчик с вертолета.

Надя Черкасова была в своем амплуа: самые романтические фигуры и волнующие моменты она лепила неуклюжими словами.

– Да, Танюша. Язык у меня не развит. Ты ведь знаешь.

– Ладно-ладно.

– Мы пошли в кафе справлять Людин день рождения. Мы были там первый раз в жизни. Танцевали, курили, разговаривали. Как только я села за столик и немножко огляделась, мне сразу бросился в глаза он.

– Летчик с вертолета!

– Ему было лет тридцать. Он, в свою очередь, взглянул на меня. Надо сказать, я была очаровательна. Гладко зачесанные волосы с выпущенными прядями, яркие губы. Длинная юбка и черная гладкая кофта. Я вся такая черная с огромными черными глазами, похожая на кого угодно, но только не на саму себя.

– Оказывается, ты можешь называть себя очаровательной! Раньше ты говорила – идиотская морда, нелепая рожа… Нет, ничего. Именно сейчас ты к себе объективна.

Конец ознакомительного фрагмента.