Таня никак не предполагала такого вопроса и поежилась на табуретке. Она не ожидала, что Лидия Николаевна заведет с ней разговор о мужчине, жестоко отвергнувшем ее дочь, когда та была уже в положении. Таня не ходила к Виктору Сергеевичу перед отъездом, она вообще не собиралась к нему заходить никогда в жизни. Но Лидии Николаевне объяснить все это было невозможно. Чувствуя свою правоту, Таня сказала в жалкое оправдание: «Знаете, у меня времени не было», – полным достоинства голосом. Губы-полоски раздвинулись в понимающей улыбке:

– Можно, можно было найти время при желании.

И сознание собственной правоты не помешало Тане покраснеть от стыда.

– Я вот собиралась к нему ехать и не знаю, жив он или нет. Наденька рассказывала, что он очень болеет, а ты не нашла времени навестить ее папочку. Я бы ему написала, но он просил ему не писать: не любит писем.

Пораженная великодушием женщины, которая должна была ненавидеть Виктора Сергеевича, Таня решила сделать все возможное, чтобы спасти Лидию Николаевну от этой поездки:

– Знаете, лучше вам туда не ездить. Чувствуется, что когда-то Виктор Сергеевич был интересным, талантливым человеком. Но сейчас это обломок великого. Вам будет просто больно смотреть… И к тому же у него так изменен характер…

– Сколько лет его матери? – перебила Лидия Николаевна. – А ему шестьдесят. – Лидия Николаевна насмешливо улыбнулась. – Квартира-то государству останется… Мужик был широкий. Ничего не скажешь. Женщин любил. Надежду отсюда выписывать нельзя. А я съезжу, поговорю – может, он меня пропишет.

После этого просчета в голове Татьяны были такие мысли: «Ну вы, Лидия Николаевна, даете! Куда вам столько? Здесь же трехкомнатная…» Но вслух Таня подавала деловые советы по поводу выписки и прописки, не оставляющие для Лидии Николаевны сомнений в том, что сама она поступила бы на ее месте точно так же. Отсутствие предположенного великодушия не заставило Таню бросить доброжелательство. Лидия Николаевна вернулась к мытью посуды.

– Кто твой папа, Танечка? – спросила она.

– Инженер.

– А мама?

– Врач-психиатр.

– Семья, значит, интеллигентная. Да. Наденька мне рассказывала, что ты очень умная и очень начитанная девочка. Где ты, кстати, учишься?

– В инженерно-строительном. Но в данное время я взяла академический отпуск и не знаю, учиться ли мне дальше.

Говоря это, Татьяна знала, что продолжит учебу. Академический она взяла, предчувствуя, что завалит сессию с Нинашевым в голове. Но внучка Лидии Николаевны никуда не поступала после школы и не собиралась. Поэтому Таня дала знать, что высшее образование не представляет для нее особой ценности.

Лидия Николаевна кончила мыть посуду и стала собираться за мясом. Надела старомодное пальто и шляпу и, предупредив строго-настрого, чтоб на стук и звонки дверь не открывалась, ушла.

Оставшись одна, я начала ходить по пустой квартире и все рассматривать. В первой комнате стояла кровать и огромное множество чемоданов и ящиков. Из-под кровати виднелись бутылки. Заглянув за дверь, я увидела еще один ряд бутылок и, заинтересовавшись, просмотрела все промежутки между стопками чемоданов. И там не обошлось без бутылок. Причем поражала чистота чемоданов и аккуратность построения блестевших бутылок. Этим предметам неплохо бы было стоять в беспорядке, утопая в пыли.

Вторая комната была очень светлая, с двумя окнами. В ней стояли пианино, письменный стол и диван. На подоконнике были цветы и на многочисленных полочках, вбитых в стену, тоже.

В третьей комнате, самой большой, собралась старая и мрачная мебель. На столе лежали книги, нагоняющие тоску одними только названиями. В углу телевизор с маленьким экраном, сундук, покрытый плюшем, и проигрыватель на окне.

Я открыла его и, не глядя на название пластинки, поставила иглу:

Я вспомнила, как мы спорили с Сергеем Нинашевым, просмотрев «Романс о влюбленных». Мне фильм понравился, а Нинашеву нет. Почувствовав, что к единому мнению мы не придем, я перевела разговор на песни. Спросила, какая ему больше всех понравилась. Ссутулившись и шатаясь, он хрипло пропел: «Эх! Заг-загу-загулял, загулял мальчо-о-нка, парень молодо-ой, моло-до-о-о-ой! В красной ру-ба-шоночке… Хорошенькой такой!» А я сказала, что мне понравилась песня про птиц.