Шрифт:
– Это очень опасно, Сонечка! Я бы на твоем месте не стал так рисковать. Ведь парень идет на поправку, а самолеты долетают один из пяти. Вот и подумай, сколько тревоги и нервов ты нам будешь стоить.
– Ну пожалуйста, Алексей Георгиевич, я вас очень прошу!
– Хорошо, я договорюсь с летчиками. Завтра или послезавтра тебя возьмут на борт. Но, может, ты все-таки послушаешь меня, Сонечка?
Она отрицательно покачала головой.
– Ну, иди, отдыхай, я тебе позвоню.
Софья пошла к двери.
– Постой, – остановил ее начальник. Он быстро подошел к сейфу и вынул из него маленький сверточек.
– Возьми! Нельзя к раненому без гостинца.
– Что это? – спросила Софья.
– Пять мандаринчиков, один летчик из Грузии привез. Хотел своих порадовать, но обойдутся.
– Я не возьму! – категорично заявила Софья.
– Ну, значит, и не полетишь! – невозмутимо ответил начальник.
– Вы просто шантажист какой-то! – жалобно сказала Софья и, зная своего начальника, с которым никогда не спорила, взяла сверток и вышла из кабинета.
В пять утра ее разбудил телефон.
– Подъем, Сонечка! – услышала она усталый голос начальника. – Сейчас за тобой заедут и отвезут к самолету. Но знай, седины на моей голове по твоей милости станет еще больше!
От волнения Софья не знала, как благодарить его.
– Ты почему молчишь, Соня, – насторожился начальник. – Может, одумалась наконец-то?
– Поверить не могу в это счастье! Боюсь, не сон ли это! – наконец проговорила она.
– Не сон. Собирайся быстренько, машина, наверное, уже у подъезда! – и он отключился.
«Видно, так и не уходил домой, уже какие сутки подряд», – подумала Соня и стала собираться.
Через час Софья уже была в госпитале.
Владимир не мог прийти в себя от радости и удивления.
– Как я мечтал о встрече с вами, Софья Сергеевна, – сказал он.
Начальник госпиталя разместил их в своем кабинете, распорядившись подать завтрак на двоих прямо в кабинет.
Долго Софья рассказывала Владимиру обо всех изменениях в их жизни, потом устроила ему экзамен на знание языков, которым обучала его в детстве, и они, переходя с одного языка на другой, беседовали, забыв о времени и всем на свете, не заметив даже, что им уже подали обед.
Прощаясь, окрыленный и явно смущенный Владимир протянул Софье небольшой пакетик.
Развернув его, Софья ахнула от восхищения. В нем оказался тончайший оренбургский пуховый платок.
– Примите от меня в подарок, – попросил он. – Я его выменял на тушенку и возил везде с собой, на груди. Но при ранении на него, к сожалению, попало несколько капель крови. Простите, ради Бога! – смущенно сказал он.
Софья со слезами на глазах поцеловала подарок и сказала:
– Это самый дорогой подарок в моей жизни! Я буду носить его не снимая.
Она обняла Владимира и попросила беречь себя и писать как можно чаще.
Матери Владимир попросил передать валенки, которые ему достала медсестра госпиталя Валя по его просьбе, и письмо.
Обратно Софья долетела удачно.
Когда Вера Ивановна получила подарок от сына и рассказ о встрече с ним, она сказала Софье:
– Я ведь мать, Сонечка, и все понимаю. Мой сын влюблен в вас с самого детства. Он никогда не женится, потому что будет искать женщину, подобную вам, и вряд ли найдет. Я всю жизнь ужасно ревновала своего сына к вам, но мы с Семеном, глубоко уважая вас, старались не подавать вида. Я знала, что если постараюсь отдалить от вас сына, то потеряю его навсегда.
– Ну что вы, Вера Ивановна, Володенька мне всегда был как сын и не более того.
– Но вы для него никогда не были просто мамой, а эталоном женщины, которую он может полюбить.
В этот вечер женщины долго говорили о Владимире, жизни и скорой победе, строили планы на будущее…
Глава 7
Пришедший в себя мужчина, спасенный женщинами у проруби, наконец-то смог назвать себя.
Дорохин Вячеслав Владимирович. Возраст – 35 лет.
Ногу потерял в первые дни войны, добираясь в Ленинград из Белоруссии, где отдыхал в санатории. Добирались в толпе беженцев из охваченных уже пожарищем городов и сел. Столько горя и смертей пережил он за это время, что вместе с двумя парнями, такими же отдыхавшими в санатории, постоянно лез в схватки с попадавшимися небольшими группами немцев.
Однажды они ворвались в их штаб, оставленный при небольшом поселке. Завязалась неравная схватка, его подстрелили при отходе, и мальчишки из оставленного села спрятали его в подвале старой мельницы. Пока нашли взрослых жителей, у Вячеслава началась гангрена, ногу пришлось ампутировать в самых антисанитарных условиях. Кое-как отходили, но даже потеряв ногу, он добирался домой в Ленинград.
За год блокады Вячеслав потерял мать и брата, остался один на всем белом свете.
Такую грустную историю поведал им этот человек.