Проверить правильность утверждения, что младенцев не крестили во время крещения Руси и в первые десятилетия после него, позволяют три памятника древнерусского канонического права более позднего времени – канонические ответы митрополитов Георгия и Иоанна и новгородского епископа Нифонта.

Древнейшее древнерусское вопрошание с ответами митрополита Георгия содержит такой пункт: «1. Аще ся детя родить и болети начнет, то крестити, а не зри колико ес(и) днии был, аще един день» [109] . Казалось бы, в этих словах оговаривается возможность крещения однодневного младенца, что подтверждает практику крещения в младенческом возрасте, особенно если рассматривать это правило с связи с ответами епископа Нифонта. Однако, по нашему мнению, важно выстраивать динамику с учетом хронологической последовательности создания этих произведений, а также читать в них только то, что написано. Так, в ответах митрополита Георгия говорится о крещении при экстраординарных обстоятельствах. В случае их наступления докрещальное обучение могло быть отменено. Ординарная практика крещения описывалась митрополитом во втором ответе: «Аще велика человека ключится крестити, да пред крещениемъ не ясть мяса 7 дни ни масла, а во осмы день раздрешити» [110] .

К. В. Лебедев, «Крещение киевлян».

Подготовка к крещению в виде поста – остатки очень древней практики – могла быть применена в случае осмысленного прихода человека к вере. Чтобы гарантировать посткрещальную катехизацию, митрополит Георгий выставил аналогичное условие для крещения в отношении родителей новорожденного: «5. Аще детя крестять, да мати его не яст 8 дни ни мяса, ни молока» [111] . Крестить детей в Великом Посту можно было только в случае болезни, но если ее не было, то полагалось крестить только в Лазареву субботу (причем в этом случае крещение совершал митрополит), в Вербное воскресенье или в Великую Субботу, т. е. так, как крестили при наличии оглашения [112] . То же можно сказать и об ограничении крещения взрослых только субботами и воскресными днями, если крещение совершается в Посту [113] . Итак, в ответах митрополита Георгия предусмотрено две практики, очевидно представляющие сложный случай в приходском служении, – крещение больных новорожденных и взрослых. Остается вопрос: а в каком возрасте следует совершать крещение?

На этот вопрос отвечает ближайший по времени памятник – ответы митрополита Иоанна: «1. Вопросиль еси: якоже новородившюся детищу болно будеть, яко не мощи ни ссати приятии, достить ли его крестит? Рекохомъ: якоже здравому въ 3-е лето или боле повелеша святии отци ждати; незапныхъ ради восхыщение смертное, и мнее сего времени обретаемъ повелевающю. А иже отинудь болно, 8 днии повелеваемъ и боле сего малы. Дажь не отидуть несвершени, симъ младенцемъ во иже день или смерть належить незапная, или в кый часъ, крестити же болнаго сего детища» [114] . Очевидно, имея ввиду трудности, возникавшие в связи с буквальным следованием 5-му ответу митрополита Георгия, митрополит Иоанн ограничил пост матерей, дети которых подводятся к крещению [115] . Имея в виду оговоренный трехлетний (и старше) возраст как подходящий для крещения, мы должны отметить, что данное правило было следующим шагом к отмене оглашения. Очевидно, его ответ отразил наиболее древнюю русскую ординарную практику.

Правила епископа Нифонта трудно оценивать в общем ряду подобных же установлений, поскольку им проблема крещения вообще не ставилась на первый план. Его священников-вопрошателей больше волновали проблемы нечистоты и нравственной распущенности, народных обрядов и практики причащения. В конечном итоге в некоторых правилах проблемы, связанные с крещением, были поставлены в зависимость от практики последующего причащения или нечистоты (например, правила 50, 51, 60) [116] . Если же говорить о возрасте, то епископ Нифонт и его корреспонденты предполагали возможность крещения как взрослого (правило 50), так и ребенка (правила 31, 51), причем любого возраста (правило 16 второй пагинации) [117] . В 50-м правиле, в котором речь идет о крещении взрослых, не говорится ни о какой подготовке к крещению, но только о невозможности креститься в нечистоте.

Более того, для епископа Нифонта с вопрошателями казалась нормальной ситуация, когда человек вообще не помнил, крещен ли он, тогда как свидетелей необходимо было специально разыскивать (правило 28 третьей пагинации) [118] . Это яркое свидетельство того, что, во-первых, данное (как и все остальные) правило применялось не в княжеской среде, а написано было для простонародья (что совершенно естественно, если иметь ввиду, что Нифонт управлял церковью в Новгороде), а во-вторых, что никакого даже намека на оглашение или катехизацию не было, и уже достаточно давно. В конечном итоге все сводилось только к чтению молитв об оглашенных, практика применения которых, впрочем, была прописана достаточно подробно. Вычитывать молитвы (явно без необходимости их осмыслять) предполагалось и над переходящим в православие латинянином (правило 10), болгарином-мусульманином, половцем или чудью (правило 40) [119] .

В правилах митрополита Георгия есть указание на возраст, перекликающийся с правилами епископа Нифонта, – крестить детей полагалось на восьмой день [120] . Однако такая практика очевидным образом противоречила динамике, отмеченной выше. Этому можно найти два объяснения. С одной стороны, возможно, правила митрополита Георгия, которые не были известны древнерусской письменности, в позднейшее время адаптировались под уже сформировавшуюся практику. В таком случае тексту ответов митрополита Георгия, дошедших в единственном списке, нельзя доверять так, как исследователи доверяют другим вопрошаниям, поскольку очевидна поздняя интерполяция в текст памятника [121] . Казалось бы, ситуация с антилатинскими фрагментами подтверждает данное предположение. Правда, прямых оснований для такого утверждения нет. С другой стороны, наличие в ответах митрополита Георгия указанного условия могло означать, что институт оглашения совершенно прекратил свое существование, поскольку выполнять его в полном объеме было уже совершенно невозможно, но в то же время еще сохранились все те литургические элементы, которые сопровождали оглашение в период его активного практикования. Как известно, эти элементы (ограничение дней, участие митрополита, возраст, пост перед крещением) довольно быстро отпадают, если в них пропадает надобность.

Сказанное выше в целом согласуется с тем, что известно о прекращении практики педагогического оглашения в Византии, где оно продолжало существовать вплоть до VI века, когда испытало глубокий кризис, и к VIII веку практически исчезло как институт, сохранившись лишь в виде своеобразного «богослужебного» реликта в текстах ряда богослужебных чинопоследований [122] .

Резюмируя данные источников, следует отметить, что момент «смерти» оглашения пришелся на пик расцвета Киевской Руси.

Литургическая жизнь Руси начального периода являла особые, не похожие на византийские черты неформального подхода, которые, впрочем, быстро должны были смениться на имперский казенный чин. Общая хронология, пока нащупываемая лишь приблизительно, может быть выстроена таким образом: на момент крещения Владимира оглашение было еще более или менее полноценным, затем в течение первой половины XI века оно принимало все более формальный литургический характер, пока во второй половине XI века не привело к крещению в младенческом возрасте, упразднению оглашения и катехизации как форм педагогической подготовки к крещению и церковной жизни.