— Я-а-а…

Она вздрогнула снова и наконец-то обернулась. По щекам бежали влажные дорожки — черт возьми, Ася рыдала, тихонько, с кружкой в обеих руках, будто согревая руки об её горячие бока. И это жарким-то летом!

— Что стряслось? — он сел на одно колено и забрал из её рук кружку, чтобы переплести пальцы со своими. — Я тебя чем-то обидел? Я не хотел, я… прости, я-а…

Временная речевая активность снова закончилась хриплым растягиванием последней сказанной буквы, после чего перешла в сдавленное покашливание — в горле Алекса резко пересохло, а девушка продолжала молчать и едва заметно всхлипывать.

В глазах её плескалось такое вселенское горе, что Алекс успел подумать самые страшные вещи. Что-то с мамой? С отцом? Может, с кем-то из друзей?..

— Ты вчера… вчера сказал, что любишь меня, а сам даже… даже не помнишь, — сквозь всхлипы произнесла она, освободила свои руки от его пальцев и закрыла ими лицо, размазывая дорожки слёз. — И вообще, не любишь, просто пьяный был!

«Вот это поворот…»

— Ася, я всё помню. И я всё ещё тебя люблю, моя глупенькая маленькая девочка.

Она резко подняла на него зарёванный взгляд.

— П-правда? Это не потому что ты нажрался?

Он поморщился, когда с её губ слетело экспрессивное «нажрался», но нравоучений читать не стал, пообещав себе начать уже воспринимать любимую девушку как равную, а не как неразумное дитя.

— Правда, Настюш.

Незнакомое имя обожгло губы — Аськой любимую называть было как-то совсем глупо на взгляд Алекса, а вот Настюшей… почему б и не попробовать?.. Она, мигом разулыбавшись, бросилась ему на шею, едва не повалив на пол.

— Тише, тише ты, упадём же, — пожурил он её, аккуратно обнимая в ответ. — Хватит рыдать, никто не умирает, всё в полном…

И снова всю идиллию разрушил звонок в дверь. Настя затихла и замерла. Со вздохом освободившись от её объятий, Алекс, нацепив первую попавшуюся футболку, вышел в прихожую.

В подъезде снова кто-то выкрутил лампочку, поэтому беглый взгляд в глазок ровным счётом ничего не дал. Алекс прокашлялся:

— Кто там?

— Участковый, откройте, — послышался суровый мужской голос. — Алексей Белозёров тут проживает?

— Да… — Алекс кивнул испуганной Асе, и она улькнула в стенной шкаф. И открыл дверь.

— Лейтенант Жиглов, — перед глазами Алекса мелькнула ксива. — Пройдёмте в отделение, вы задержаны до выяснения.

— А в чём меня обвиняют? — ошалело проговорил Алекс.

— Нападение на подростка, Круглова Борю. Помнишь такого? Вчера они побои сняли, сегодня по вашу душу направили. Чё стоим? Оделся — и на выход, я не буду целый день ждать, — отозвался доблестный страж порядка.

Глава 8

— А теперь рассказывай, за что ребёнка избил, Алексей Николаич, — участковый снял с ручки колпачок и приготовился записывать.

Алекс вздохнул и потёр переносицу — очки впопыхах он оставил дома и теперь понятия не имел, как именно будет писать-подписывать какие-то там показания. По правде сказать, никаких Борь Кругловых он в глаза не видел, но припомнил одного из уродов, которые заманили Аську в ловушку. Кажется, ему он всё-таки засветил по лицу — не сильно, больше создавая эффект неожиданности, чтобы вытащить девушку из его лап, но всё-таки удар место имел. А значит, кто-то должен за это ответить – пострадавший был Аськиным одноклассником, поэтому официально считался несовершеннолетним и в глазах закона (в лице конкретно взятого лейтенанта Жиглова) представал невинным агнцем, которого покалечил великовозрастный мудак. Привести себя в порядок утром Алекс тоже не успел, и теперь запоздало осознал, что вчерашняя пьянка с Максом создаёт ему дополнительную репутацию алкоголика, ибо какой нормальный человек в этой стране утром в субботу будет пахнуть перегаром?..

Он открыл рот, чтобы начать рассказ, но снова его закрыл, проглотив начало собственной фразы. Что сказать? Попробовать выдать правду, что «агнец» вместе с дружками решил поиздеваться над Аськой? Но кто ему Аська, если на деле? В непорочную и чистую любовь товарищ лейтенант никак не поверит, да и сам бы Алекс в неё не поверил, если бы был на его месте. Тут и там пестрели заголовки газет и заглавия телешоу, где громко и в голос порицали великовозрастных любителей развести на интересное времяпрепровождение маленьких девочек. Его просто сочтут педофилом. Что сказать тогда, что они дружат? Шестнадцатилетняя девочка дружит с взрослым мужиком? Тем более, так похожим в это утро на маргинала и алкаша. Тем более что она только чудом не попалась на глаза товарищу лейтенанту, тихо просидев в шкафу всё время, пока Алекс метался по квартире, собираясь пройти в это чертово отделение полиции. Они же позовут её на допрос, точно позовут, и Ася вынуждена будет рассказать, что и как произошло, а значит, всплывет и тот факт, что она обитает у него дома, и то, что вчера — о, боги! — он угостил несовершеннолетнюю спиртным. А это, черт подери, тоже противозаконно. И попробуй потом докажи, что никакого секса в его целях не было, да и по факту его не было. А вдруг, Ася ещё и не девственница? И её мать, вернувшись в город, потащит девочку по гинекологам, установит этот прискорбный факт и обвинит Алекса ещё и в изнасиловании?.. Нет, Асю приплетать нельзя.

Алекс спохватился — думать так о ней нельзя. Она же… маленькая, чистая. Какие там гинекологи, святой дух не подкопается к её непорочности. Перед глазами не вовремя встал вчерашний поцелуй — целоваться «маленькая и непорочная» Ася явно умела и любила, более того, если бы не злосчастный звонок в дверь, всё происходящее могло зайти слишком далеко, и она бы явно не была против. А вдруг…

Он тряхнул головой. Без «вдруг». Ася не такая.

Но приплетать её к этой истории никак нельзя — пусть переждёт дома, тем более, что она прекрасно знает, где Алекс держит запасные ключи, а значит, сможет спокойно уйти и сделать вид, что вообще не знает никаких Алексеев Николаичей, а в остальном — да хоть трава не расти. На работе мигом узнают про привод в полицию, а раз удар был, и побои тоже сняты, доказать вину не составит труда для прокурора. Сколько там сидят за избиение малолетних? Лет пять? Пятнадцать?..