– Если ты переспишь со мной, ты станешь полностью моей, маленькая девочка, - заявляет он. – Этот клитор будет моим. Поняла?

– Да, сэр, - шепчу я, выгибая бедра, чтобы заставить его прикоснуться ко мне. Я страдаю от того, как сильно желаю его. Я хочу, чтобы его пальцы были внутри меня.

Хочу, чтобы он был внутри меня.

Он недолго дразнит меня, прежде чем засовывает пальцы глубоко в мою киску. Они с легкостью скользят в меня, потому что я настолько влажная для него, что это ощущается даже в воде.

– Эта тугая, мокрая маленькая киска принадлежит мне, - говорит он. – Понятно?

– Да, сэр, - я задыхаюсь, когда он трахает меня пальцами, кончиками гладя прямо то самое местечко внутри меня, которое он, кажется, нашел без какого-либо труда. Его другая рука сжимает мою грудь, он прижимает меня к ванне, а его щека близко к моей. Его пальцы растягивают меня, двигаясь внутрь и наружу, до тех пор пока мое дыхание не становится прерывистым.

– Сэр, - бормочет он. – Почему мне так сильно нравится, когда ты называешь меня так?

– Потому что ты грязный старикашка, - дразню его я.

В ответ он сильно прижимает кончики пальцев к тому местечку внутри меня и гладит там, пока я не начинаю задыхаться.

– Если это твой способ… помучить меня за то, что я болтаю… тогда ты совершенно не отговариваешь меня от того, чтобы быть… болтушкой, если ты понимаешь, о чем я.

Его низкий голос звучит рядом с моим ухом.

– Это мой способ извиниться за то, что я был мудаком.

Я стону громче, когда он гладит меня.

– Продолжай извиняться.

– Моя, - рычит он. – Моя навсегда. Ты поняла?

– Твоя, - шепчу я. Слово переходит в стон, и я повторяю его снова и снова, пока он подводит меня к краю. Мои бедра, кажется, двигаются по собственной воле, когда я трахаю его руку.

После этого больше нет слов. Никто из нас ничего не говорит. Он лишь ласкает меня до тех пор, пока я почти что дохожу до пика, мое дыхание становится рваным, а тело вялым, податливым и готовым на все, чего бы он ни попросил от меня.

Затем он перестает гладить меня, оставляя мою киску пульсировать вокруг своих пальцев.

– Это были мои извинения, - говорит он. – А это твое наказание за то, что ты ходила на вечеринку и вела себя как маленький ребенок.

Он вытягивает пальцы из меня, оставляя мою киску пустой и желающей. Я в разочаровании хнычу, когда он вынимает пробку из ванной.

– Я не вела себя как ребенок, - протестую я.

Он держит пушистое полотенце.

– Вылезай из ванны, хулиганка, - приказывает он, улыбаясь уголком рта.

– Тебе следует быть добрее ко мне, - говорю я ему. – У меня похмелье.

– Ох, я буду очень добр к тебе, - обещает он, заворачивая меня в полотенце и плотно прижимая к себе.

– Очень-очень?

– Очень-очень, - говорит он, подхватывая меня, завернутую в полотенце, на руки. Он несет меня в спальню и укладывает на кровать.

Затем он раздевается передо мной, все это время его глаза сосредоточены на моих. Наблюдение за тем, как он раздевается, должно бы отвлекать меня от ноющей пустоты между ног, но это не так. Это лишь напоминает мне, как сильно я хочу его.

Он потрясающий. Его грудь широкая, а пресс жесткий и выделяющийся из-за его регулярных пробежек.

Я никогда не видела его полностью обнаженным. Все, чем мы занимались до сих пор, было страстным и поспешным, бешеным и скрытным – прямо противоположным тому, что происходит сейчас.

Я резко вздыхаю, когда вижу его полностью раздетым.

Он великолепен.

И он мой.

– Ты точно уверена, маленькая девочка?

Да ты издеваешься?

Я фыркаю от смеха.

– Эм, да.

– Тебе смешно?

– Нет, - я задыхаюсь, когда он пересекает пространство между нами и стягивает мое полотенце, досуха вытирая меня. Он прямо передо мной: голый, с большим и твердым членом. – Совершенно не смешно.

Мои руки поднимаются к нему, и я позволяю себе ладонями пробежаться по его прессу. Я вожу руками по его бедрам и ягодицам.

Он мой. Каждый его дюйм – мой.

С первого взгляда все в нем неправильно. Я осознаю это. Он старше меня. Он мой профессор. Все это – ужасная затея.