– Подойдите сюда, - позвал доктор.
– Смотрите...

Он с удивительным проворством подскочил к Вилли и повернул спиной к руководству.

– Впечатляюще... У мужчин такое иногда случается. Насколько мне известно, наш доблестный пилот принимал участие в нескольких военных конфликтах, два раза был сбит, лежал в госпитале. Вы ничего нового не открыли.

– Вы бы были полностью правы, если бы не одно маленькое но. Сейчас вы всё поймёте, - доктор Перкинс схватил папку и, тыча в неё извилистым пальцем, объявил.
– У меня в руках медицинская карта Лабера. Официальный документ. Вот результаты комплексных осмотров за несколько лет. Он пилот, а к их брату у нас повышенные требования. Малыш должен быть в форме. Ровно три месяца назад, причём день в день, шрамы отсутствовали. Гриз у нас ровный и красивый мальчик. Был... Лично я ничего не понимаю. По всем признакам этим художествам на спине не менее двух лет. У меня всё зафиксировано. Понимаете - всё! А тут, мы имеем удовольствие видеть то, чего видеть не можем!

Шеф в задумчивости смотрел то на одного, то на другого.

– Раздевайся, - неожиданно приказал белый рыцарь.
– Полностью. Мы не девки, не откусим...

Лабер нехотя подчинился.

Доктор бессильно опустился на стул и в недоумении развёл руками. Левое бедро Вилли украшал ещё один безобразный шрам, а на правой ноге не хватало среднего пальца.

– Идиотизм!
– в полной растерянности замахал очками белый рыцарь.
– Этого тоже не было!

– А вы что скажете?
– спросил у лётчика шеф.

– Ничего не понимаю. Чувствую себя прекрасно. Ничего не беспокоит, разве что желвак на голове и отсутствие прибавки к жалованию. Доктор говорит два года. Ничего не могу сказать. Всё так неожиданно. Надо сообразить.
– Вилли искренне удивлялся происходящему. Первый раз в жизни он не знал, как поступить.

– До выяснения всех обстоятельств данного дела я отстраняю пилота Вилли Лабера от работы. А вы Вилли, после осмотра, потрудитесь доковылять до моего кабинета, - шеф покинул отсек.

Белый рыцарь уже взял себя в руки и принялся действовать методично и хладнокровно. Он тщательно измерил все шрамы, описал, занёс в медицинскую карту, достал из сейфа видеокамеру и минут двадцать кружил около Вилли, словно акула возле раненого кита, затем извлёк кассету, опечатал и тоже убрал. Следующим этапом следовал рентген. Доктор Перкинс сделал ворох снимков и, наконец, отпустил растерянного пилота.

Когда Гриз зашёл к шефу, тот разговаривал по телефону, но, увидев Лабера, сразу положил трубку. Предложил сесть. Вилли настороженно опустился на стул.

– Я звонил в ФБР. Так надо. Пойми меня правильно. Слишком непонятно всё получается. Слишком... Ты в отпуск в Россию ездишь?

– Вы на что намекаете?- вспыхнул Лабер.

– Я ни на что не намекаю, но пока тебе лучше никуда из города не отлучаться. Пойми, это в твоих интересах. Завтра сюда приедут три человека и поговорят с тобой. Если потребуется, ты уедешь с ними.

– Шеф, мне понятно ваше беспокойство, но моя жизнь прошла в Мальсдее. Меня здесь знает каждая собака.

– Успокойся и рассуди здраво. Уехал один человек, а приехал другой: повзрослевший, в шрамах один страшней другого, - шеф помолчал, затем добавил.
– Спешка здесь ни к чему. Сейчас автобус пойдёт в город. Поезжай. Посиди дома. Успокойся. Может, что и вспомнишь. И не спорь. Иди...

Гриз молча вышел. Возражать и сопротивляться не имело смысла. Автобус стоял под парами. Вилли свистнул и махнул рукой. Дверь со скрипом открылась, и он вошёл внутрь.

Дома Гриз первым делом запер дверь, выключил телефон и налил пива. Дракон на полусогнутых проскользнул и исчез. Странно, подумал Вилли, кот себя так раньше не вёл. Он начал сторониться хозяина после отпуска. Опять отпуск! Гриз выпил, налил ещё и начал медленно раздеваться. Аккуратно сложил одежду, поднялся на второй этаж, где стояло большое зеркало, встал к нему вплотную и долго, тщательно изучал лицо. Такое знакомое с детства и дорогое бесконечно. Его лицо! Невероятно близкое и родное. Ничего интересного или необычного он не увидел, поэтому без лишних проволочек приступил к дальнейшим исследованиям. Рубленый шрам на бедре, словно ударили саблей, и этот ужас через всю спину. И никаких воспоминаний. Ни - ка - ких! Не мог же он, в самом деле, родиться с ними. Кретинизм какой-то... Вилли не привык к неопределённости с детства. Вся его жизнь была расписана по секундам, и в ней не имелось места неясностям, тайнам и прочим глупостям.

Гриз поставил ногу на тумбочку, пошевелил пальцами. Явно пришло время сделать переучёт. Он потрогал маленькую культю и опять никаких воспоминаний. Вот мизинец на левой руке Вилли помнил, где потерял. Он глубоко вздохнул, повернулся спиной, взглянул через плечо, ещё раз вздохнул и спустился вниз. Пиво степлилось. Гриз выплеснул его в мойку, достал из холодильника новую бутылку и стал пить прямо из горлышка, затем оделся, включил телефон и отправился на кухню перекусить. Дракон уже пасся возле миски. Он хрустел кормом, и вновь напряжённое ухо следило за хозяином. Киса, нежно подумал Гриз, киса моя хорошая, но киса бдительности не теряла. Она изогнулась коромыслом, зашипела и, сделав гигантский прыжок, исчезла в комнате. Киса! Тоже мне... В душе шевельнулась тревога. Любимый кот шарахается, будто от прокажённого, шеф смотрит, словно он шпион, доктор испугался. Боже, что происходит? Сейчас кожа лопнет и выскочит чёрт с рогами. Бред! На всякий случай, больше из баловства, пилот пощипал себя за руку. Кожа вроде не отслаивалась.

Гриз поел и вернулся в комнату, лёг на диван. Надо попытаться всё вспомнить, подумал он, надо! Паника вещь хорошая, но не стоит ей пока поддаваться.

Итак - злополучный отпуск!

Лабер получил в Службе деньги и нанёс визит в рыболовный магазин. Там он долго ковырялся в мушках, крючках, блёснах, лесках, перебрал кучу удилищ и нахлыстовых шнуров, долго спорил с Вуди Горбеком о достоинствах углепластиковых материалов перед борными и стекловолокнистыми. Через два часа, нагруженный целым ворохом снастей, Вилли торжественно отбыл домой. На следующий день Гриз добрался до Российского посольства, где оформил визу, приобрёл в агентстве авиабилет, собрал вещи и поздно вечером улетел в Екатеринбург. Спасибо отцу. Дома у Лаберов говорили на трёх языках. Два дня в неделю на русском, два на немецком и три на английском. Рудольф шутил - у них три государственный языка: немецкий - потому, что он немец, русский - потому, что его любимая жена русская, английский - потому, что это язык страны в которой они живут. Так что трудностей с общением не возникало.