За знаменем следовали солдаты полка, пехота — две тысячи одесских бандитов. Все они были вооружены винтовками и маузерами. Их яркое, пестрое обмундирование ничем не напоминало военную форму и просто радовало глаз. Пехотинцы знаменитого полка были одеты в белые брюки навыпуск, матросские тельняшки, малиновые, алые косоворотки, лакированные штиблеты, зеленые чесучовые пиджаки. Головные уборы также были самые разные: лакированные цилиндры, соломенные канотье, фетровые шляпы (некоторые даже с цветком), пестрые платки, завязанные по-пиратски, фетровые широкополые шляпы с большими полями и знаменитые бандитские кепки, неотъемлемая часть лихого образа уличного грабителя. Было видно, что никто им толком так и не объяснил, в чем следует ехать на войну. Воспринимая вступление в полк как веселое, авантюрное приключение, бандиты были не в силах расстаться с любимыми вещами, важной частью их ежедневного образа, или нацепили на себя все самое лучшее, что, по их мнению, символизировало бандитский шик одессита с широкой душой, привыкшего плевавшего на правила и условности. У тех, кто привык видеть строгую форму и железную дисциплину красных отрядов, от удивления раскрывались глаза.

Но были и такие, кто откровенно радовались тому, что, отправляясь на смерть, эти одесские бандиты так и не потеряли своего лица, представ в таком необычном образе.

Воинство Мишки Япончика безмерно собой гордилось. Со всех сторон сыпались шутки, бывшие бандиты вовсю кокетничали с собравшейся поглазеть на них публикой. А их подруги и незнакомые девушки бросали им свежие цветы. Завершал пестрое шествие политический комиссар полка Александр Фельдман.

Он один из всего воинства был одет в строгую форму красных без всяких знаков отличия и недовольно хмурил лицо, догадываясь, сколько нелицеприятных слов выслушает впоследствии от Революционного командования города и не сомневаясь, что руководство большевиков воспримет это парадное шествие полка Мишки Япончика как вызывающую клоунаду.

Сам же Фельдман прекрасно понимал, что это не клоунада, а широкий искренний жест Мишки Япончика и следствие той неповторимой откровенности и гордости, которые когда-то сделали его королем Одессы.

Вечером в парадном концертном зале Одесской консерватории состоялся прощальный банкет. Из зала вынесли обитые бархатом кресла, а вместо них поставили длинные, покрытые белыми скатертями столы. С самого утра лучшие повара Одессы сбились с ног, готовя лучшие блюда. А к консерватории то и дело подъезжали тяжело груженные ящиками фургоны, подвозя в немереных количествах дорогое французское шампанское, водку и шустовский коньяк.

Японец не поскупился. Сумма, потраченная на банкет, вызывала шок и у одесских бандитов, и у большевиков. Но если бандиты от этого еще больше гордились своим предводителем, то у большевиков все это вызывало очень сильное раздражение, которое они были вынуждены в себе подавить. Никто не собирался ссориться с Японцем, чьи люди были необходимы на очень опасном участке фронта.

Вход на банкет был по специальным пригласительным. Тане такой пригласительный вручил Мейер Зайдер — после того, как она пошла в штаб на Новосельского, до конца досмотрев шествие полка. Внутри толпилось просто невероятное количество народа. Перед Таней промелькнул Жорж Белый, но она тут же отошла в сторону, надеясь, что он не заметит ее и не подойдет. Так и произошло.

Ровно в 8 вечера Таня, одетая в длинное вечернее платье из ярко-красного панбархата — из остатков прежней красивой жизни, — подъехала на извозчике к консерватории. От Каретного переулка до этого места было лишь несколько шагов, но она предпочитала «держать фасон». На входе дежурили знающие ее в лицо люди Японца. Но, несмотря на личное знакомство, они все-таки забрали у нее пригласительный — вход на банкет контролировался строго. Затем Таню провели в зал, где уже было достаточно много людей, а воздух был заполнен изысканными, сочными ароматами самой лучшей еды.

В Одессе был голод — но это совершенно не чувствовалось по столам на банкете! Похоже, здесь было всё — и столы просто ломились от самых дорогих деликатесов. Красная и черная икра, лучшие сорта балыков, мяса, индейки, крольчатины... Жареные гуси и утки были красиво оформлены на дополненных фруктами блюдах. Паштеты и колбасы, все виды красной рыбы, осетрины и прочих деликатесов были разложены на тарелках, заполнявших столы. С удивлением Таня обнаружила даже копченый язык, который ела еще в гимназии, и заливное из севрюги, которое когда-то готовила бабушка. Сколько стоили все эти продукты в военное время, страшно было даже предположить!

Спиртное лилось рекой. Столы были густо уставлены бутылками, а по залу все время сновали официанты, предлагая гостям выпить. Таня взяла несколько бокалов с шампанским, а затем попробовала коньяк, насыщенный вкус которого совершенно не был ей знаком. Такой коньяк пить ей еще не доводилось. Судя по всему, Японец просто со страшной силой швырял деньгами, вообще не считая их.

Банкет начался с официальной части. Военный комендант Одессы Мизикевич от Совета обороны города преподнес Японцу в честь отбытия полка на фронт серебряную наградную саблю с революционной монограммой и громогласно пожелал всем бойцам полка боевых успехов.

После этого официальная часть банкета была закончена и началась самая настоящая попойка, которыми так славились все одесские бандиты.

В самый разгар вечера, когда веселье достигло своего апогея, Таня вдруг увидела Японца, который стоял у крайнего окна, возле самой стены. Он был один. В его лице было что-то странное — он совершенно не был похож на человека, который так гордится собой.

Таня быстро подошла к нему.

— Взгрустнулось шо-то, — Мишка поднял на нее глаза, и она вдруг увидела в них самую настоящую тоску, словно что-то очень мучило его изнутри. — Вдруг подумалось за то, шо не вернусь больше. А вдруг не вернусь? Вдруг за всё — ни к чему, как рыба об лед?