Так как противник был уже совсем близок, пришлось строить первый заход на большой высоте, около сотни метров. И так, еле успел завершить разворот! В темпе прицелился, в уме внес поправки на разницу высот в прицеле (кстати, нужно будет откалибровать его и на большие высоты тоже), и произвел сброс. Сразу же, уйдя в разворот в креном, успел увидеть, как бомба плюхнулась в воду сзади и чуть в стороне от галеры. Не повезло! Одна радость, что моя неожиданная атака внесла смущение в боевой настрой вражеского экипажа. Галера замедлила ход, давая мне время на вдумчивое построение второго захода. Сейчас промахнуться я не имею права!

Выполнил плавную горизонтальную «восьмерку» и оказался на догоняющем курсе к кораблю противника, только уже на полсотни метров ниже. Теперь прицеливание пойдет, как на тренировках. С галеры полетели стрелы, несколько даже воткнулось в плоскости крыльев и днище кабины. Однако пробить его они были не в состоянии, и я не обращал на обстрел внимания. По крайней мере, пытался не обращать. Уже привычная процедура прицеливания, поджигание запала – и сброс!

На этот раз проследить за падением бомбы взглядом не мог – оставшийся запас высоты не позволял лишнего маневрирования. Так что весь превратился в слух. Есть треск удара! Есть взрыв! И лишь только чуть подворачивая к «Самсону» перед посадкой, смог бросить взгляд на корабль противника. Передняя часть галеры попросту отсутствовала, а задняя, полускрытая дымом и весело полыхающая, медленно погружалась в воду…

…На этом бой, собственно, и закончился. Правда, узнали мы об этом не сразу. Прежде всего, я загрузил новые бомбы и приготовился взлетать. Но три вражеские галеры внезапно прекратили сближение, хотя и не отставали, следуя за нами на безопасной дистанции. Так продолжалось еще часа два, за которые мы уже довольно глубоко продвинулись по Босфору, потеряв Константинополь из виду. И лишь когда солнце склонилось к левому берегу пролива, вражеские корабли синхронно развернулись и убрались восвояси. Ну да, им сейчас совсем оставлять столицу без защиты не с руки. И так положение новорожденной Латинской империи аховое, особенно после апрельского поражения под недалеким отсюда Адрианополем, где болгарский царь разгромил крестоносную конницу, взяв в плен самого императора Болдуина. Где тот вскоре и помер. А покоренные греки тоже ропщут. Короче, латиняне сейчас в глухой обороне, не до преследований им…

Я, просидевший все это время в кабине планера в полной готовности, облегченно вздохнул и отправился на «Царицу». Там меня ждали невеселые новости…

– Кто? – спросил я Джакомо, поднявшись на борт и узрев завернутое в кусок серого сукна тело.

– Цадок, – печально ответил капитан. – Это моя вина, не уследил, что он вышел наблюдать за боем. Как раз туда, куда плеснул огонь…

– Оставь! – смахивая невольную слезу, сказал я. – Значит, так и должно было случиться…

Вот и не стало человека, благодаря которому пришлось здесь оказаться. Хоть я к нему и относился неоднозначно, а в последнее время – и, чего скрывать, даже несколько пренебрежительно, однако горечь потери ощущалась в полную силу…

На первый взгляд, уютно расположившийся на прибрежных холмах, омываемый водами Днестровского лимана городок Тира подозрений не вызывал. Знаменитой в последующие века мощной Аккерманской крепости здесь еще не существовало, вместо нее на скалистых берегах торчали отдельные группы домов, обнесенные гораздо менее внушительными стенами. Вон та группа, чьи массивные каменные дома увенчаны типичными итальянскими крышами с одинаковыми треугольными скатами – наверняка искомый генуэзский квартал. О чем свидетельствовала также располагавшаяся в центре квартала католическая церковь. Остальные дома города в основном до текущего «евростандарта» явно не дотягивали, а некоторые жилища, при ближайшем, с помощью подзорной трубы, рассмотрении, и вообще оказались шатрами кочевников. Такой же шатер, только побольше, располагался и на месте полуразрушенного древнего акрополя, возвышавшегося над остальным городом.

Что именно находилось сейчас на месте древнегреческой колонии Тира и будущего Белгорода-Днестровского, заранее достоверно разузнать не удалось. Ни здесь, ни у «меня». Лишь в Генуе нас уверили, что в устье Днестра существует небольшая генуэзская колония, находящаяся в хороших отношениях с господствующими в местных степях половцами, и снабдили рекомендательным письмом к соотечественникам. Картина, наблюдаемая сейчас с борта лавирующей у входа в гавань «Царицы», вроде бы соответствовала вышесказанному. Несколько десятков солидных, западного типа домов, более-менее приличный с виду порт, с удобно расположенными пирсами и складами, свидетельствовали о наличии европейской торговой колонии. А располагавшиеся в беспорядке шатры и хлипкие временные строения, между которыми паслись массы коней, козлов и овец, явно принадлежали местному «пахану» из половцев и его соплеменникам, стригущим купоны с едва теплящейся, судя по всему, международной торговли.

– Как думаешь, придется идти на поклон к вождю куманов, или твои соотечественники сами все организуют? – поинтересовался я у Джакомо, занятого выбором подходящего галса при не очень благоприятном для причаливания ветре.

– Я знаю о здешних обычаях не более тебя. А то и менее! – не очень приветливо ответил старый капитан, озабоченный борьбой с течением. И рассудительно добавил: – Причалим – узнаем!

Возразить на это было решительно нечего, и дискуссия угасла, толком не начавшись. Да и о чем тут дискутировать? Все уже многократно обсуждено за время недельного плавания через Черное море. После ликвидации последствий пожара на «Царице», скромных похорон Цадока, тело которого, вопреки еврейской традиции, предали не земле, а воде (слишком уж жаркая погода стояла, чтобы хранить труп до достижения суши) и недолгой борьбы с неблагоприятным ветром, времени на подготовку оставалось еще предостаточно. Поэтому бойцы уже заняли места согласно боевому расписанию, на всякий случай. Мало ли, какая встреча может ожидать подозрительную флотилию в расположенном далеко не в самом цивилизованном месте городе?

Но никакой особенной встречи не приключилось. Представителей степняков на пристани не оказалось, только десятка два стражей, состоявших как из настоящих генуэзцев, так и из наемников трудноопределимой национальности. Наемники были одеты и вооружены поскромнее итальянцев, а дырок между гнилыми зубами имели побольше. Вот и вся разница.

Плотный пожилой генуэзец, ответственный за порт и сопутствующие сооружения вроде складов, забаррикадировавшийся со своими людьми в преграждающей единственную узкую дорогу к городу небольшой каменной башенке, поначалу взирал на нас с ее вершины с большим недоверием. Понять его можно – неожиданное появление большого количества незнакомых кораблей далеко не всегда означает приятный сюрприз. Особенно в этих, сравнительно диких местах. Это правило итальянец должен был знать четко, иначе ни за что не дожил бы до своего немалого, на вид, возраста. Однако предъявление рекомендательных писем от главы семейства Спинола, сопровождаемое пояснениями капитана Джакомо, даваемыми на родном языке, резко изменило его отношение к неожиданным гостям.