– Каждый неф может взять на борт пятьдесят лошадей! – с гордостью сообщил капитан одной из них, передавший письмо от Николло Спинолы. – И месячный запас овса для них! А также триста воинов вдобавок.

– А воды на всех? – уточнил я важную подробность.

– Воды на неделю, – несколько «притух» генуэзец. – Затем надо приставать к берегу.

– Тогда вместо одной сотни бойцов возьмешь еще бочек с водой. Для людей места у нас достаточно. Скажи-ка мне, легко ли вы прошли Босфор на пути сюда?

– Без особых трудностей, синьор. Пролив перекрыт венецианскими галерами, поэтому пристали к берегу для досмотра. Указали целью плавания закупку лошадей у куманов, уплатили сбор и все…

– А много ли боевых галер возле Константинополя?

– В проливе постоянно снуют три-четыре. Еще с дюжину стоит в готовности у причалов. Если еще сколько-нибудь за Цепью, в Золотом Роге, я не мог видеть! – четко доложил наблюдательный капитан.

– Подсуетились, значит, венецианцы, после прошлогоднего разгрома! Подогнали еще галер! – констатировал я. – Ладно. Принимай лошадей на корабли!

Двести «посадочных» лошадиных мест предназначалось для здоровенных коней части дружины и венгерского рыцарства – их-то и доставили из Галича по суше степняки. А сотня – обещанные половцам. Я, поначалу, вообще собирался обойтись одной пехотой – такая экономия в кораблях выходит! Но меня переубедили: легкая конница незаменима для разведки и отвлечения противника, а тяжелая – для внезапного мощного удара. Поэтому приняли промежуточное решение – коней для небольшого отряда лучших бойцов возьмем с собой, а трофеями на месте обеспечим «безлошадных». Насколько получится…

– Носовая, огонь! – скомандовал Джакомо, зачем-то крича в приложенный к губам рупор, изготовленный из согнутого медного листа. Стоявший рядом вестовой аж отшатнулся, оглушенный акустической мощью усиленного нехитрым прибором адмиральского рыка, но команду сигнальными флажками передал.

У орудия, расположенного на передней, более низкой, чем кормовая, надстройке и поставленного на вращающийся лафет, возникла секундная возня. И почти сразу же раздался ба-бах. Облачко не очень густого, но изрядно вонючего дыма (пироксилин, все-таки!) вырвалось, в сопровождении языка пламени, из длинной стальной трубы. Но смотрели все не на него, а на идущую нам наперерез от восточного берега венецианскую боевую галеру. По местным меркам до нее было далековато – метров двести, не меньше.

– Ты говорил – у них катапульты на борту. Что-то не вижу. Будут обстреливать из луков? – задумчиво произнес князь Владимир минутой раньше, рассматривая вражеский корабль в подзорную трубу.

– Далеко! Большая часть стрел бесполезно сгинет в море на таком расстоянии. Это же не привычный для тебя сухопутный бой! Катапульты могут и не стоять, не знаю… А греческий огонь и вообще только метров с тридцати пустить можно, и то с попутным ветром. Вон, видишь, у него на носу такая блестящая бочка с трубой стоит, чуть утопленная в палубу? Это тот самый сифон и есть! – объяснил я спутнику, «пропустившему» предыдущее морское сражение и, поэтому, впервые созерцавшему, при помощи подзорной трубы, галеры нашего основного противника на море.

Мы стояли на мостике «Царицы», чуть в стороне от командовавшего боем адмирала. Он тут сейчас главный, знает, что делать, и я старался не мешать. Утром, после недельного перехода через Черное море, мы достигли входа в Босфор. Легкий ветер с восточного берега позволял идти вперед, изредка меняя галсы, а попутное течение удваивало скорость движения. Торчавшая у входа в пролив одинокая венецианская галера при виде такого количества вооруженных и явно недружественных судов права качать не стала, а, подняв оба паруса и спустив в воду все весла, рванула к столице, обогнав нас где-то на полчаса. Этого отдыхавшей на стоянке основной массе вражеского флота все равно не хватило, чтобы организованно выйти в море, однако пять уже патрулировавших подходы к городу галер успели собраться в одном месте. И попытаться атаковать наш авангард…

– Ого! – выдохнул Владимир, когда выпущенная пушкой болванка снесла заднюю мачту и всю кормовую надстройку галеры, превратив защищенную зубчатым фальшбортом площадку для лучников в щепу. Обломки такелажа упали на гребцов, внеся сумятицу в только что абсолютно синхронное движение весел. – Вроде небольшой снаряд-то, ладонями обхватить можно, а столько сломал!

– Это кажется, что небольшой. Я тебе как-то объяснял, что разрушающее действие снаряда больше зависит от его скорости, чем от веса. Это еще не очень удачно попало. Вот если в корпус угодит – все крепления посыпятся! Джакомо, вон, тоже переживал, что снаряд слишком маленький. Но пушка – это вам не катапульта!

– Хорошо, но мало! – не прислушиваясь к нашим разговорам, недовольно процедил капитан, оценив результаты стрельбы и вновь скомандовал, на этот раз без рупора: – Кормовая, огонь!

Второе орудие, установленное совсем рядом с мостиком, обдало нас волной вонючего жара и оглушило громом, сопровождавшим вырвавшиеся из ствола раскаленные газы. Настил кормовой надстройки заметно содрогнулся. Я непроизвольно схватился за поручень, чтобы не потерять равновесие.

– Ах ты ж каракатица безрукая! – вырвалось у Джакомо, когда снаряд, бесславно пронзив полотнище единственного оставшегося у галеры паруса, растворился в синеве моря. Артиллерист не сумел поймать нужный момент для выстрела и прицел «ушел» вместе с качающейся палубой. Бывает. Но адмирал не успокаивался: – Морского ежа тебе в зад! Перезаряжай, что стоишь! Носовая, огонь!