Из здания выливался размеренный поток студентов и студенток. Тома внимательно вглядывался в лица девушек. И в каждой – прежде чем окончательно убедиться, что это не Эмма, – прилежно пытался увидеть свою дочь. Он хотел извлечь из этого первого контакта, первого узнавания все, что только можно. Ничего не упустить, запечатлеть в памяти все мельчайшие подробности. На этот раз история не будет писаться без его ведома. Когда ему вдруг показалось, что он видит Эмму, сердце чуть не выпрыгнуло из груди, а все внутри обдало жарким огнем. Но это снова была не она.

18 часов 33 минуты. Перед Тома остановился мужчина и спросил:

– Простите, вы не подскажете, где находится улица Жедеон-Малангро?

– К сожалению, я не знаю.

Из училища вышла очередная группа студентов. Тома наклонился в сторону, чтобы попытаться их увидеть, но мужчина загораживал ему вид.

– Она должна быть где-то неподалеку, – настаивал тот, – мне сказали, что она переходит в улицу, ведущую на эту площадь.

– Честное слово, я не знаю.

Мужчина упорно оставался на месте. Тома мог упустить свою дочь. Нужно было срочно что-то делать.

– Ах да! – внезапно воскликнул он. – Я действительно вспомнил, улица Громалин находится там.

– Вы хотели сказать – улица Жедеон-Малангро.

– Да, Малангро. Это очень просто. На первом перекрестке поверните направо, а на втором – налево. И выйдете на свою улицу.

Мужчина улыбнулся:

– Большое спасибо, вы очень любезны.

Назойливый наконец ушел. Тома, напрягая зрение, поочередно вглядывался в студенток, которые теперь валом валили из здания. Словно снайпер, выслеживающий свою мишень среди толпы, он не упускал ни одной детали. Девушки смеялись, окликали друг друга, разговаривали, целовались.

Внезапно одна из них так и бросилась Тома в глаза. Сомнений быть не могло. Ее волосы были уложены так же, как во время катания на лыжах, лицо сияло, как на вечеринке, а улыбка не изменилась со дня рождения, когда она получила в подарок куклу. Но вовсе не та незримая связь, что соединяет родителей и детей, позволила Тома сразу узнать свою дочь – Эмма двигалась точно так же, как ее мать в этом возрасте. На короткое мгновение Тома даже показалось, что он вернулся на двадцать лет назад и видит перед собой Селин. Если цвет ее волос, глаза и ямочки на щеках были от него, то энергию она, бесспорно, унаследовала от своей матери. И все же он прекрасно понимал, что это не Селин. Чувство, которое, словно конец зажженного фитиля, сейчас медленно подбиралось к его сердцу, не имело ничего общего с тем, что он когда-то испытывал к своей подруге. Он смотрел на Эмму совсем иначе. Никогда он никого не разглядывал так исступленно. В ней он видел хрупкого ребенка, которого оставил без своей защиты, и не мог себе этого простить. Он никогда не чувствовал себя готовым отдать все человеку, которого даже не знал. Только дети обладают такой властью. Эмма была здесь, перед ним, она смеялась вместе со своими подругами. Такая красивая, такая живая… Но она уже удалялась от него.

В те слишком короткие мгновения, пока Тома мог ее видеть, ему открылись две истины. Первая: подойти к ней и заговорить было бы ошибкой. Для этого еще не пришло время: он не знал, что ей сказать. И вторая истина, гораздо более важная, состояла в следующем: Тома понял, что отныне он будет делать все возможное, чтобы быть рядом с ней. В этом теперь смысл его жизни.

Когда Эмма исчезла за поворотом, Тома некоторое время раздумывал, не пойти ли за ней, но в итоге отказался от этой мысли. Слишком рискованно. Тогда он остался стоять возле своего дерева, перебирая в памяти образы Эммы на площади, которая без нее теперь словно опустела. Он увидел вернувшегося крайне раздраженного искателя улицы Жедеон-Малангро и спрятался от него за деревом. Но он не увидел Полин Шоплен, внимательно наблюдавшей за ним с угла площади. Медсестре захотелось узнать, с кем встречается симпатичный пещерный человек. Она стала свидетелем его нетерпеливого ожидания и сильнейшего волнения. Ей даже показалось, что на глазах у него блеснули слезы. И она тут же вообразила себе бог весть что. Женщины всегда так делают.

– Жан-Мишель, не могли бы вы дать мне одну из ваших карамелек? Я хочу показать Тео фокус.

Джентльмен с тростью порылся в кармане и протянул Шанталь клубничную конфету.

– Спасибо. А теперь, малыш, смотри… Спорим, что я могу съесть эту конфету, не кладя ее в рот?

Заинтригованный ребенок быстро кивнул. И тогда Шанталь отвернулась, чтобы подготовиться, а потом резко повернулась лицом к нему, держа в одной руке конфету, а в другой свою вставную челюсть. Широко улыбнувшись беззубым ртом, она пощелкала челюстью, зажав ее в пальцах, и прошепелявила:

– Ням-ням! Мои зубки убежали и сейчас съедят эту конфетку!

В ту же секунду мальчик выпучил глаза и заревел. Франсис оторвался от своей газеты.

– Браво, Шанталь! Мне не терпится посмотреть, какой фокус ты ему покажешь, когда у тебя будет искусственный анус.

Ребенок продолжал пронзительно вопить. Он здорово перепугался. Из кухни вышла Полин, вытирая руки об фартук.

– Что вы опять натворили? Вас невозможно оставить даже на десять минут.

Увидев Шанталь, держащую в руках вставную челюсть и конфету, она вздохнула:

– Что на этот раз? Сказка о волшебной клубничке и вампире, потерявшем челюсть?

Тео бросился к матери и вцепился в нее, не переставая смотреть на Шанталь со смесью ужаса и отвращения.

– Все хорошо, милый, бояться нечего. Иногда, когда люди стареют, им меняют отдельные части, которые можно отсоединять.

Франсис наклонился к Тео и тихо сказал:

– Скажу тебе как мужчина мужчине: когда доживешь до нашего возраста, не пытайся отвинтить себе бедро или кардиостимулятор. Кстати, раз уж мы об этом заговорили… Я знавал одного типа, который перепутал свой слуховой аппарат с ректальной свечой. В результате он ничего не слышал несколько дней.