И это тоже было проблемой. Спустя почти десять месяцев на сыворотке, Чарльз уже не представлял, как жил без нее. Да, он страдал от мигреней, но зато был один в своей голове и тщательно отталкивал чужие мысли и чувства. Мойра, которая рассчитывала на романтические отношения, была разочарована его поведением. Чарльз юлил, оправдывался, но, в конце концов, отпустил бедную девушку, не желая портить ей нервы. Может, он попытает с ней счастье позже, но не сейчас.

Сегодняшний день был более чем отвратителен. Полковник Страйкер заявился прямо в университет, потеснил преподавателей на их лекциях, чтобы призвать молодых мужчин вступать в ряды армии США и ехать на фронт. Внутри у Чарльза взрывались атомные бомбы от злости, не иначе. Он начал спор, разгорелся конфликт, его обвинили в государственной измене и клевете на правительство США и чуть ли ни взашей выперли из аудитории. Декан был с ним солидарен, но в своем кабинете провел разъяснительную беседу.

— Понимаю ваши чувства, профессор Ксавье. Далеко не все мы разделяем взгляды правительства на сложившуюся ситуацию, но университет — не место для публичных конфронтаций с представителями военных сил США. Впредь постарайтесь держать себя в руках. А ваши студенты уже достаточно взрослые, чтобы самостоятельно принимать решения.

— Они всего лишь дети! В чьи уши вливают патриотическое дерьмо, отправляя на верную смерть.

Декан буравил Чарльза недовольным взглядом из-под прямоугольных очков. Тот был красным и встрепанным, как готовый вот-вот взорваться вулкан.

— Возьмите-ка сегодня отгул, Чарльз. Прогуляйтесь, выпейте кофе, встретьтесь с девушкой. А завтра возвращайтесь на работу со свежей головой. В противном случае в следующий раз полковник Страйкер придет сюда за ней самой.

Чарльз покинул университет в таком гневе, что еще два квартала несся, не разбирая дороги. Голова пульсировала от боли и чужих мыслей, которые ввинчивались прямо в мозг, подобно сотне стоматологических бормашин, пытаясь взломать искусственный барьер, созданный сывороткой. Кажется, кровь готова была вот-вот хлынуть из ушей фонтаном — так сдавливало голову снаружи и так бурлило все внутри. Он чуть не выскочил на красный свет и пришел в себя, только будучи задетым боковым зеркалом автомобиля.

— Жить надоело, идиот?! Вали с проезжей части! — чернокожий водитель махнул на него рукой и уехал прочь, оставляя в воздухе облако вонючего бензина.

Чарльз привалился к стене ближайшего дома и просто уставился на проходящую мимо толпу. Люди косились на него, одна девушка спросила все ли в порядке, и он вынужден был пойти куда-нибудь, чтобы не привлекать лишнего внимания.

Район оказался не знакомым. Раньше он никогда не ходил этой дорогой через бедный квартал. Народу на улицах было не так уж и много в отличие от центра: старики, спешащие по делам, торговцы, зазывающие в уличные лавки, и чумазые детишки, гоняющие мяч на заброшенной стройплощадке.

От мигрени все вокруг казалось кирпично-красным, не только стены домов, но и сами люди, асфальт, рекламные вывески. Он скользил невидящим взглядом по названиям, пока не наткнулся на вывеску парикмахерского салона. В голову пришла безумная идея побриться налысо. Чарльз всегда носил достаточно волос на голове и не спешил с ними расставаться, но сейчас казалось, что они только помогали болезненному обручу сжиматься.

Бумажник был с собой, и в нем достаточно денег, чтобы оплатить процедуру в дешевом салоне. Чарльз поднялся по разбитой плиточной лестнице и вошел внутрь под звон металлического колокольчика. Помещение оказалось маленьким и тесным. В нем было лишь одно кресло перед большим зеркалом, одна раковина для мытья головы и один парикмахер, вышедший откуда-то из подсобки на звук открываемой двери. Мужчина был высок и довольно худ, его лицо выглядело слишком грубым для типичного американца, а акцент и вовсе выдал немецкие корни. Чарльзу, в общем-то, было все равно. Он сюда стричься пришел, и плевать, кто будет это делать.

— Здравствуйте, чем могу помочь? — парикмахер явно напрягся при виде нового клиента: Чарльз был одет слишком дорого для этого места и не похож на того, кто ходит по дешевым салонам.

Ксавье выдавил из себя улыбку и вопрос:

— У вас налысо можно побриться?

Бровь немца удивленно приподнялась, а взгляд стал еще более подозрительным. Он внимательно осмотрел вошедшего, особенно задержавшись на волосах.

— Можно, конечно, но не вам.

Ответ сбил Чарльза с толку, но он нашел силы возмутиться, даже забыв про боль на секунду.

— Это еще почему? У вас тут не любят американцев?

— Почему же? Любят, — парикмахер ухмыльнулся и скрестил руки на груди. — Просто жаль ваши красивые волосы. Если не понравится — обратно уже не приклеите. Поверьте, я знаю, о чем говорю.

Мужчина кивнул с видом знатока, и Чарльз против воли нервно рассмеялся.

— Что, были прецеденты?

— О, еще как. Только на прошлой неделе один господин собирался рыться в моей помойке, чтобы найти свои отрезанные локоны, потому что жена не оценила его новой прически под ноль. Так что подумайте еще раз и хорошо. Я, конечно, продам вам клей в случае чего. Но зачем так сильно усложнять себе жизнь.

Мужчина улыбнулся, и Ксавье невольно расслабился. Атмосфера в крохотной парикмахерской потеплела, и жизнь перестала казаться таким уж беспросветным дерьмом, как десять минут назад.

— Окей, уговорили, — он поднял руки ладонями вверх. — Но просто постричься у вас, надеюсь, можно?

— Всегда к вашим услугам, — парикмахер жестом пригласил его в кресло и, стоило Ксавье усесться, тут же провел пальцами по его волосам, зачесывая их назад.

Чарльз замер, словно его ударило током, потому что это было самое лучшее ощущение, которое ему приходилось испытывать за последнее время. Нет, не то чтобы он не был в парикмахерской, но… От касаний чужих рук огненный обруч, сдавливающий голову, словно ослаб.