Умирающая жрица оборотней передала мне силу. Обладающая её даром, но не способная к перевоплощению, а значит, слабая и бесправная, я теперь лакомый кусочек для воинственных кланов оборотней. Их не интересует моё мнение, от них не спрячешься за железной дверью, не уедешь на машине, не улетишь на самолёте. И единственный, кто может остановить это безумие — лунный князь. Но захочет ли он?
Однотомник.
Глава 1
— Как поживает Галина? — страшный вопрос наконец задан, и на языке оседает горечь невыплаканных слёз.
Краем глаза вижу, как сжимаются на руле пальцы Михаила. Чёрным полотном несётся мимо лес, и единственный свет — отблески фар его Ауди, ложащиеся на помрачневшее любимое лицо.
— Не понимаю, о ком ты. — Стальные нотки в голосе Михаила выдают раздражение слишком сильное для ошибочного вопроса. — Это какая-нибудь сотрудница?
Моё сердце разрывается, но я шепчу немеющими губами:
— Твоя жена. И дети, которых у тебя якобы нет, тоже как поживают?
Он кривится, а я тысячный раз говорю себе, какая я дура, что поверила, будто красивый накачанный молодой человек с зарплатой в полмиллиона может быть свободен.
Однозначно дура!
— Вот зачем ты всё это узнавала? — Михаил ударяет по рулю. — Трудно было не совать свой нос в чужие дела?
Чужие…
Дыхание перехватывает, я выгибаюсь на сидении, потому что мне тесно, невыносимо рядом с ним. Невыносимо осознавать, что он лгал, что все его слова о любви — бред, и я трусиха, потому что вместо того, чтобы сразу всё сказать, села в его машину и в нелепой надежде, что всё обойдётся, ехала целый час, прежде чем выдавила проклятый вопрос.
— Поворачивай, — молю я, и слёзы подкатывают, но не могут пролиться. — Поворачивай.
— Не истери.
Судорожно дёргаю кнопку, и в приоткрытое окно врывается ночной воздух. Комар ударяется о мой нос и уносится на Михаила. Я впиваюсь в душащий меня ремень.
— Не истери, кому говорю! — Косой взгляд Михаила полон ярости. Он снова смотрит на дорогу, кусает губу.
На меня накатывает странная апатия, я обмякаю, смотрю, как золотой свет фар высекает из тьмы искры трепещущих на ветру листочков, стволы, серое полотно дороги с проплешинами заплаток.
В висок бьёт ветер, свистит о край стекла. А мне нечем дышать, и голова разрывается.
— А знаешь, даже хорошо, что ты теперь знаешь, — Михаил нащупывает сбоку сигареты и вытряхивает одну. Сжимая её уголком губ, глухо продолжает. — Меньше проблем. Давай так: я оплачиваю хату, нижнее бельё, платье в месяц, шубу за зиму. Ну там всякие побрякушки на праздники само собой и недельный отпуск со мной за границей. Ну и рестораны, да. Если будешь лапочкой, через полгода подарю машину. Но только сразу предупреждаю: если забеременеешь, на помощь не рассчитывай, у меня официалка двадцать косарей, алименты будут мизерными.
Господи, как же тошно, как не хочется это слышать. Заткнуть бы уши, да не поможет.
Михаил снова косится на меня и разжигает сигарету прикуривателем. Выпустив первую струю дыма, интересуется:
— Согласна?
Ошарашено смотрю на него.
— Ещё десятку в месяц подкидывать? — продолжает он. — И ещё: будешь регулярно медосмотры проходить, чтобы я от тебя чего не подцепил.
Как я его не разглядела? Как могла поверить его словам о невероятной страсти, любви, о желании вечно быть со мной, он же, он же…
— Давай, Тамар, решай скорее.
— А то что? — бесцветно уточняю я.
Вроде ещё живу, вроде функционирую, мысли крутятся, но такая пустота внутри, так стискивает грудь, что кажется — я кукла, призрак. Нечто мёртвое, и поэтому у меня даже слёзы не текут, только холод по всему одеревеневшему телу.
Ауди резко тормозит. Меня чуть дёргает вперёд. А Михаил смотрит на меня, улыбается своей очаровательной улыбкой, от которой на гладко выбритых щеках появляются ямочки, и ласково обещает:
— А то высажу.
Невыносимо! Рывком открываю дверь.
— Стой! Я пошутил…
Судорожно вдыхаю влажный ночной воздух.
— Ку-ку, ку-ку, — долбит по мозгам кукушка. Запахи и звуки ночного леса — пытаюсь удержаться за них, чтобы не чувствовать, не видеть перед мысленным взглядом фотографии из Фейсбука Мишиной жены: они обнимаются, целуются, на шашлыках с друзьями, под пальмой на море. Миша держит на руках так похожего на него мальчишку и гордо улыбается.
Как же глупо я надеялась, что это ошибка, что просто похожий человек, но… но…
Поднимаюсь с сидения. Тошно, так тошно даже физически. А Михаил уже передо мной, сжимает мои плечи, твердит:
— Ну, успокойся же, успокойся. — Он сдвигает меня в сторону, притискивает к задней двери. — Со всеми бывает.
Его руки тянут подол платья. Губы касаются моих губ, язык скользит в рот, а перед моим мысленным взглядом — фотография с семейного застолья, и Михаил, так жарко прижимающий меня сейчас, раздвигающий коленом ноги, и на этом его колене сидит его дочь, а на другом — сын, и жена, склонив голову ему на плечо, обнимает его и детей.