Этот рассказ меня сильно обрадовал, ведь и мое поступление в мединститут было делом случая. Среднюю школу я закончил в маленьком городке Троицке на Урале. Родители мои были учителями, но я не хотел становиться учителем, а каких-то определенных предпочтений у меня не было. В единственный институт нашего городка – ветеринарный, я также поступать не хотел. Я вообще тогда не очень задумывался над тем, кем хочу стать, чем заниматься.

Вспоминаю один эпизод из детства, который, наверное, мог бы и привести к увлечению медициной. Мой младший брат, Валера, рос настоящим шпаненком, лез везде, куда надо и не надо! Когда ему было семь, а мне двенадцать лет, произошел очень неприятный случай. Они с приятелем развлекались тем, что закупоривали в бутылках негашеную известь, разведенную водой, и подрывали эти «гранаты». Одна такая бутылка и разорвалась в руках у брата, практически оторвав ему большой палец и ранив в живот. Весь в крови, Валера еле добежал до дома. Родители были на работе, а дома только я и старший брат. До сих пор я помню тот ужас, который испытал при виде ран братишки. Усадив Валерку на раму первого попавшегося велосипеда, я помчался в больницу, благо ехать было недалеко. К счастью, все обошлось: палец пришили, а рана на животе оказалась неглубокой. Может быть, этот эпизод и не повлиял непосредственно на выбор профессии, но я понял одно – я могу самостоятельно принимать правильные решения. Я был горд собой! Тогда абсолютным авторитетом для меня был старший брат Сергей, я беспрекословно ему подчинялся. Но в экстремальной ситуации, как оказалось, я смог сам принять единственно верное решение и отвечать за все возможные последствия. В дальнейшем мне не раз приходилось это делать, но я уже привык отвечать за свои поступки.

После окончания средней школы с серебряной медалью я заодно с Сергеем решил поступать в политехнический институт. Родственники наши жили в Киргизии, в городе Фрунзе. Туда мы и уехали поступать. В этот год были отменены льготы для медалистов (раньше они поступали в вузы без экзаменов), и мне пришлось сдавать вступительные экзамены. Мы с братом не добрали по одному баллу и пошли работать на завод. Сначала мне довелось работать слесарем-сборщиком стиральных машин, затем сборщиком керогазов, разнорабочим. Работа мне совсем не нравилась, да и учиться на инженера я не хотел категорически. Брат Сергей был моим верным другом и советчиком. После одного серьезного разговора о будущем, об учебе и профессиях, мы решили вместе поступать в медицинский институт. Так мы стали студентами Киргизского государственного медицинского института.

Когда подросли мои сыновья и им пришло время выбирать профессию, я попытался как-то вмешаться в этот процесс. Старшего сына, Михаила, привел в операционную, когда он еще учился в 10-м классе. Операция произвела на него большое впечатление, и сын тоже решил стать хирургом. Поступил в 3-й Московский мединститут без каких-либо проблем, успешно окончил его и стал работать хирургом в проктологическом отделении 24-й больницы. По моему настоянию он начал заниматься наукой и через несколько лет защитил кандидатскую диссертацию. Но в то время в стране был глубокий кризис, зарабатывали врачи крайне мало, а у него родился сын. Денег, несмотря на постоянные ночные дежурства, катастрофически не хватало, и сын вынужден был уйти в частный сектор. Пройдя довольно сложный путь, он стал вполне успешным бизнесменом. Его бизнес связан непосредственно с медициной, медицинским оборудованием и строительством медучреждений.

Младшего сына, Дениса, я тоже хотел приобщить к медицине и тоже привел в операционную, но он решил поступать на юридический факультет РГГУ. После окончания университета он учился в аспирантуре в институте интеллектуальной собственности, успешно защитил там кандидатскую диссертацию и сейчас работает юристом в частной фирме.

В общем, дети мои неплохо устроены в этой жизни, но меня все-таки не покидает чувство какой-то вины и неудовлетворенности, что они не пошли по моим стопам. А я смог бы им помочь своим опытом и знаниями в овладении профессией врача.

В начале третьего курса я уже был твердо уверен, что стану именно хирургом. Не могу сказать, кто или что повлияло на мой выбор. Никакого воздействия со стороны я не испытывал, ярких хирургов еще не видел, да и первые два года мы были заняты лишь на теоретических кафедрах. Скорее всего, этот выбор был сделан методом исключения. Я не хотел быть ни терапевтом, ни невропатологом, ни инфекционистом. Ни, ни, ни… Оставалась только хирургия. Она соответствовала моим представлениям о врачевании, моему темпераменту. Хотя и первая лекция о хирургии и хирургах, которую блестяще прочитал профессор кафедры пропедевтики хирургии Шубладзе, не только не воодушевила меня склониться в пользу хирургии, но даже ввергла в определенные сомнения. Он начал лекцию словами, что «у хирурга должно быть сердце льва, глаз орла и руки женщины». Я не видел в себе этих качеств. Впрочем, в дальнейшей своей деятельности я и у многих других хирургов их не наблюдал. Наверное, так должно быть в идеале.

О профессоре Шубладзе у меня впоследствии сложилось крайне негативное впечатление. Причина была в следующем. В летнюю сессию третьего курса мы сдавали экзамен по пропедевтике хирургии, который он и принимал в нашей группе. Моя будущая жена Римма сдавала экзамен вместе со мной. Одна из наших сокурсниц постоянно обращалась к ней за помощью. В конце концов экзаменатор категорично заявил, что за подсказки снизит ей оценку на один балл. Римма ответила блестяще. Профессор долго листал отличную, без единой четверки зачетку. На третьем курсе хирургия была последним экзаменом, и за отлично сданную сессию полагалась повышенная стипендия. Шубладзе прекрасно это знал, но тем не менее поставил четыре. Он, видимо, очень гордился своей принципиальностью, а я бы назвал его поступок дуростью. Мы жили очень бедно, считали каждый рубль, так что нам эта идиотская принципиальность обошлась в прямом смысле дорого. Он же считал себя педагогом…

Для меня его поступок послужил уроком на всю жизнь! Никогда, ни при каких обстоятельствах не быть самодуром и не ущемлять своих подчиненных материально. Для наказания существуют другие меры.

На третьем курсе, к удивлению сокурсников, хирургическому кружку я предпочел кружок патологической анатомии, решив, что для хирурга знание анатомии – первостепенное дело. В своем выборе я не разочаровался. Определенная польза от занятий в кружке, безусловно, была. Через несколько месяцев я уже самостоятельно (но под контролем квалифицированного прозектора, конечно) препарировал трупы. Не скрою, занятие это не для меня: никогда, даже под нажимом со стороны, я не стал бы прозектором!

Заведующий кафедрой патанатомии профессор Б.П. Малышев был личностью незаурядной и произвел на меня сильное впечатление. Этот по моим представлениям глубокий старик (а ему было тогда лет 60–65) был влюблен в свою профессию, как молодой исследователь. Его всегда можно было найти в секционном зале, где он с большим любопытством наблюдал за работой других прозекторов, а если вдруг возникала ситуация, сложная для диагностики, он немедленно подключался к работе и продолжал секцию сам. При этом он непрерывно курил папиросы и поправлял свой «Беломор» во рту теми же руками, что производил вскрытие. И что здесь такого, спросите вы? Ничего… Просто, препарируя внутренние органы, он никогда не надевал перчатки. Профессор был профессионалом высокого класса. Он всегда находил причину смерти и откровенно радовался, когда удавалось докопаться до истины или обнаружить ошибки в лечении, если таковые имелись. По сей день я с большой теплотой и уважением вспоминаю этого человека! Для меня он был и остается примером того, как надо любить свою профессию.