Пока три опытные повитухи крутились вокруг принцессы, я внимательно разглядывал каждую деталь их одежды. Конечно, всех троих женщин тщательно обыскали, но кто знает?..

Наконец, свершилось; красный, точно ошпаренный, младенец явил на свет свое недовольное личико и угрожающе завопил.

Дария, откинувшись на подушки, лежала, прикрыв глаза; женщина заботливо вытирала со лба пот. Другая заканчивала пеленать малышку; третья приглашающим жестом указала на дверь.

В соседней комнате уже ждали; мать Дарии приняла внучку. Ближайшие несколько часов она в безопасности; к новорожденной никто не сможет прикоснуться, кроме родной крови, никто не сможет нанести ей вред.

Впервые за много лет Хазрат ад-Дин почувствовал себя лишним.

***

У меня было время, и, вместо того, чтобы предаться отдыху, я решил навестить пленницу.

Она сидела в глубине клетки, уставившись перед собой, и ломала пальцами сухую соломинку. Я подошёл; “кукла” заметила меня, но даже не повернула голову.

– Завтра тебя казнят, - сообщаю я пленнице.
– Зачем тебе это понадобилось? Неужели нравится рисковать жизнью ради ваших вонючих старейшин?

Соломинка обрывается, и пальцы подхватывают следующую.

– Ведь ты молода и хороша собой, - продолжаю громче.
– Могла бы жить и жить, если б не чужие приказы.

– Пошёл вон.

Ослышался?

– Что...

– Пошёл вон, скотина, - она говорит, не разжимая губ.
– Чего притащился? Нравится унижать других? Млеешь от чувства собственной власти? Цепной пёс, а все туда же - учишь других жизни.

Я смеюсь над её очевидной глупостью.

– Цепной пёс?.. По крайней мере, я пёс по своей воле, а не по чужой.

Девчонка прыгнула к решетке так внезапно, что мне пришлось отшатнуться.

– Что ты знаешь о воле, жрущий с руки хозяина? Вы отобрали у нас земли и воду, отобрали жизнь, и гордитесь этим, вы, сидящие за каменной стеной, точно в вечном рабстве? Вы сжигаете наших детей сотнями, не желая уступать ни одной капли, пока мы умираем от жажды!

– У вас ведь есть озеро, - уверенно возразил я.
– Кто мешает вам меньше рожать, чтобы воды хватало на всех? У вас есть земли!

Горький смех вырывается из её губ.

– Озеро? Ты о той пересохшей ещё прошлым летом луже?

Меньше рожать, говоришь. Вы убиваете наших малышей, а мы должны меньше рожать?.. Чтобы вымереть полностью?

– Не держи меня за дурака, - насмешливо возражаю я.
– Принцесса насылает огонь только на тех, кто сам нападает на нас! Не хочешь же ты сказать, что ваши старейшины отправляют в бой младенцев?

Она отворачивается от меня и забивается снова в свой угол. Вдруг замечаю на её груди холщовый мешочек: в такой обычно кладут свои дурные вещицы ведьмы... Я протягиваю руку и срываю эту дрянь с шеи пленницы. Надо будет сделать внушение эрберу, запиравшему девчонку: даже не удосужился обыскать толком...

– Отдай!
– вопит девчонка, и я с удовольствием замечаю в глазах ужас, смешанный с паникой.
– Отдай, псина!

Конечно: ни одна ведьма по доброй воле не расстанется со своими штучками.

Развязываю мешочек и вытряхиваю содержимое. К моему удивлению, вместо косточек летучей мыши и змеиной шкурки на землю падает прядь тонких, русых волосенок.

Порыв ветра подхватывает и уносит её.

– Ну ты и скот...

Во взгляде нечеловеческая, животная боль. Она вдруг усмехается.

– Не веришь мне. А ты проверь... принеси мне хоть одну вашу карту, и я покажу тебе.

***

Остался ровно час до того момента, как юная принцесса перейдёт под мою опеку.

Слова пленницы никак не идут из моей головы; я брожу по длинным залам дворца, размышляя о том, что даже перед лицом смерти некоторые предпочитают ложь правде. И почему-то встаёт перед глазами одна и та же картина: прядь русых волосиков, упавшая на землю.

Сам того не замечая, я оказываюсь в зале эйтча. Здесь пусто; изредка в открытое окно заглядывает ветер, чтобы побаловаться тяжелыми, длинными шторами.

Останавливаюсь возле стола, смотрю на желто-зеленую карту: больше желтую внутри стены, зеленую снаружи, конечно же. Самые плодородные земли испокон венков принадлежали нашему врагу.

Интересно, и как она собиралась меня убеждать?.. Она, кукла, пляшущая под дудку врага...

“Глупости, да и только, - шепчу я себе.
– Тебя хотели одурачить, как мальчишку, а ты и рад купиться”...

На краю стола лежит небрежно брошенный кем-то свиток. Я поднимаю его: непростительная вольность с чьей-то стороны, надо отнести кому-нибудь из эйтча. Обычно они не забывают своих вещей.