Оля молчала.

– Keine Antwort ist auch eine Antwort [7] , – констатировал Дербент.

Через два дня Оля ехала в поезде вместе с симпатичной парой из посольства в Берлине: Ангелиной Васильевной и Дмитрием Трофимовичем. Оле прикрепили накладную косу. Она ехала в двухместном купе с женщиной. Днем у них сидел Дмитрий Трофимович.

– У тебя, Оля, есть возможность присмотреться. Паспорт у тебя дипломатический. Так что ни те ни другие трогать не будут, – утешала ее женщина.

– Не забывай, – продолжал мысль жены Дмитрий Трофимович. – Ты едешь работать секретаршей. Языка толком не знаешь. Все время смотри то на меня, то на жену. И ничему не удивляйся. Внешне, я имею в виду.

– Да. Хорошо, – лепетала Оля.

– Я тебя одену по-человечески, и ты поедешь дальше. В посольстве будешь жить у нас. И не высовывайся. Чем меньше людей тебя видят, тем тебе же лучше.

– Да, – снова кивала головой Оля. – А куда…

– Обсудим на месте. Сейчас не время.

Белоруссию проехали ночью. Днем в Бресте выходили на вокзал, пока меняли колеса.

– А почему у нас такая нестыковка с Европой? – спрашивала Оля, недоумевая.

– Стратегический маневр, детка, – дипломат откровенно смеялся. – Надежда, что ИМ будет трудно.

ОНИ – это Оля уже поняла, это немцы.

– Именно немцы, детка, – сто раз повторили Ангелина Васильевна и Дмитрий Трофимович. – Фашисты – это плохо. Немцы – это корректно и грамотно. Никогда не ошибайся.

Советские пограничники с огромной собакой бодро пробежали по вагону. К ним в купе заглянули на мгновение.

– Помощь нужна? – спросил офицер. – Всего доброго!

– Имей в виду, Оля, – объясняла Ангелина Васильевна, – мы разные ведомства. Помощь они тебе оказывать не будут. Только самую примитивную – бинт и вата. Но всегда делаем вид, что «дружим». По закону нас никто досматривать не имеет права. Только если собака след возьмет.

– И что тогда? – Оля слушала, затаив дыхание.

– Наши просто спросят, что это вы такое «вкусное» везете, и напишут в докладной своему начальству. А они пропустят, но устроят каверзу по дороге. Поэтому надо быть начеку. И еще. Купе нельзя оставлять. Могут подбросить что-нибудь: листовки, письма, оружие. Что угодно. А потом полетят ноты и будут разборки. И нас как минимум больше не выпустят из Союза. А то и из партии погонят.

– Жуть какая!

– Да. Не говори. Но мы привыкли. Теперь поляки. Эти не очень страшны, но злы на нас. Не обращай внимания.

Поляки по их вагону прошли быстро. Теперь окно было завешано. В купе был полумрак.

– Могут и камень бросить. Сиди тихо.

Перед Варшавой пересаживались в другой поезд.

– Понимаешь, между двумя скорыми почти сутки. Деваться нам некуда. Можно, конечно, в посольство, но это неудобно. И внимание привлекает. Так мы приспособились здесь выходить. Смотри, как у проводника рожа вытянется. Товарищ из органов. Сказать ничего не может. Выходи. Поезд через три минуты.

– А билеты?

– Передадут на перроне. Ты и не заметишь.

Вместе с ними вышли еще двое мужчин и торопливо перебежали в стоящий напротив вагон. Поезд был чистый, но очень странный: узкие коридоры, малюсенькие купе.

– А как же тут можно поместиться? – удивилась Оля.

– Это называется польский СВ. Две или три полки друг над другом. Мы с тобой вдвоем будем. Располагайся.

– А почему нельзя сразу в Берлин ехать? – удивилась она.

– Потому что берлинский поезд тщательней досматривают.

– А кто эти мужчины, которые с нами вышли? – продолжала расспросы Оля.

– Это дипкурьеры, – сообщила женщина. – Мы их прикрываем.

– А я думала, меня, – рассмеялась Оля.

– И тебя, конечно.

– Ангелина Васильевна! Нам еще долго добираться?

– Почти сутки. Поезд пассажирский. Идет со всеми остановками. У нас впереди сплошные пограничники. Будь внимательна. Сейчас снова поляки, потом два раза немцы. Вот они – ревностные служаки.

– Но у нас ведь…

– Да. Но провокации не исключены. Что бы ни случилось – не вмешивайся. Говори только по-русски. Поняла? Хорошо.

Первые немецкие пограничники были спокойны. Ангелина Васильевна поднесла палец к губам, когда они вышли. После объяснила.

– Молчи. Они могут вернуться или стоять подслушивать.

Оля закивала головой: это она понимала хорошо. И снова смотрела в окно. Два странных поезда проплыли мимо них. Из окон выглядывали молодые веселые лица.

– Это репатрианты, – рассказала Ангелина Васильевна. – Возвращаются на родину через двести лет. Смешно? Но они едут.

– А кто они?

– В основном приграничные немцы из колонистов и наши прибалты. Хочется людям стрелять в братьев. Ничего не поделаешь.