– Я, я… не понял…

– Говори по-немецки. Ружье продал? Хорошо заплатили? – продолжала спрашивать Оля, не высовываясь из укрытия.

Только тут Миша понял, откуда идет голос, и одним взмахом распахнул занавеску.

– Что ты здесь делаешь? – спросил он, путая немецкие и русские слова.

– Тебя жду, – спокойно ответила Оля. – Так что? Продал ружье?

– Я только дал объявление и отправил открытку. Что такого?

– Не ной! Где бумаги? – зашипела Оля.

– У меня. Они у меня в гостинице. Пойдем, я их тебе отдам…

У Миши прорезался голос.

«Девчонка, – подумал он. – Я отдам ее им, а сам убегу». Он вспомнил Олю – странную первокурсницу из своего института.

– Давай руку, я помогу, – строго сказал он, протягивая к ней руки.

– Ты иди, Миша. Я пойду за тобой, – спокойно сказала Оля.

Михаил выскочил из туалета и бросился по лестнице вверх, но споткнулся и упал, больно ударившись головой.

– Парень хватил лишнего. Пусть посидит у окна, – было последнее, что он услышал в этой жизни.

Оля открыла низкое окошко и с трудом пролезла через него. Она оказалась во дворе, где спряталась за пустыми ящиками и бочонками. Через пять минут за ней пришел Штерн. Они вышли из двора на пустынную улицу, прошли квартал до машины. Только тогда Оля перевела дух.

– Тебе надо на время исчезнуть, – спокойно сказал Штерн. – Поезжай к Густаву. У него тебе будет безопаснее. Я ему отправлю телеграмму.

– Мой чемодан? Сумочка? – уточнила Оля, которую начало трясти от запоздалого страха.

– На заднем сиденье. В сумке деньги. Поедешь как обычно, только из другого города.

– Хорошо.

– Через неделю, максимум через десять дней, тебе придет телеграмма от твоего так называемого «дяди». Доедешь до Берлина в тот же день. Поняла? В тот же день. В привокзальном ресторане к тебе подойдет агент.

– Пароль? – деловито спросила Оля.

– Ты уже его видела, он тебя тоже. Поступишь в его распоряжение.

У Оли упало сердце: призрак Москвы таял в воздухе.

– Твой оперативный псевдоним? – неожиданно спросил Штерн.

– Ландыш.

– Отлично. Тот, кто принесет тебе букетик этих цветов, возможно, человек от меня. Открытка с изображением ландыша, любое упоминание – это знак тебе. И забудь про магазин ковров. Только крайний случай может привести тебя туда. Поняла?

– Да.

– Береги Густава. Он не должен сорваться. Вопросы?

– Михаил? – это прозвучало как возглас.

– То, что ты подумала. Ты помогла мне. Я посмотрел на тебя в деле. Иногда приходится заниматься и этим.

Штерн смотрел перед собой.

– И последнее, – после паузы произнес он. – Передай Густаву, что пьяница из Силезии оказался интересным. Центр благодарит его за информацию.

– Это, я так понимаю, не совсем правда? – спросила Оля.

– Увы. Это совсем неправда. Но так нужно для дела.

Она ехала в Германию с тремя пересадками. И только к вечеру следующего дня добралась до Густава, который стоял в дверях ателье, поджидая ее.

– Я бы встретил тебя на вокзале, но не знал…

– Все хорошо, дорогой, – перебила Оля. – Я запомнила дорогу.

И она вошла в ателье, куда надеялась никогда больше не попасть.

– Зато я приготовил ужин, – Густав был оживлен. – Я рад тебе, Моника.

– А я тебе, Густав.

Оля подумала немного, и пока Густав вешал ее плащ, произнесла, стараясь, чтобы голос не дрогнул.

– Центр благодарит тебя за работу. Особенно за того силезца. Тебя просят быть осторожнее и беречь себя.

– Спасибо.

Густаву показалось, что к нему приехала другая девушка: ничто не напоминало прежнюю Монику.

– У тебя все хорошо? – спросил он.

– Да. Теперь, когда я здесь, у меня точно все хорошо.

Оля улыбнулась, понимая, что придется учиться улыбаться как прежде – беззаботно и весело.

– Что у тебя нового? – спросила она.

– О-о! Масса перемен. К фрау Юте приехал на побывку сын. Так что это я пойду к ним ночевать. Ты останешься здесь.

– Может, я в гостиницу? Хотя нет. Ты прав. У тебя есть шнапс? Я привезла какую-то выпивку с грушей внутри. Можешь угостить этого… Фрица, кажется. Его ведь Фрицем зовут?