— Не могла уснуть после одного сна, — говорю я.

~ 39 ~

http://vk.com/art_of_translation

— Какого?

Я смущенно отвожу глаза. Обычно я не обсуждаю с парнями свою родную

мать. Да и вообще ни с кем ее не обсуждаю.

Тайер завязывает мешок и вешает его на ручку двери в прихожую. Потом

берет аптечку и садится рядом за стол, выдвинув мой стул и повернув его так,

чтобы мы оказались лицом друг к другу. Я втягиваю воздух, вдруг ставший

между нами наэлектризованным, и он склоняется ко мне. Нежно берет мою

раненую руку и раскрывает ладонь, убирая бинт и откладывая его в сторону.

— Будет жечь, — предупреждает он, не сводя с меня глаз.

Потом вытаскивает из упаковки антисептическую салфетку и проводит

ею по порезу. Я вздрагиваю от резкого жжения. Тогда он подносит мою ладонь

к лицу и слегка дует на нее. Я снова вздрагиваю. На этот раз, скорее, от

близости Тайера, чем из-за пореза.

— Ты уверена, что все хорошо? — тихо спрашивает он.

— Да, я в порядке, — поморщившись, отвечаю я.

— Я не о порезе, — говорит он. — А о... твоем сне. Который не дает тебе

уснуть. Ты кажешься... — Он замолкает не в силах подобрать слова.

— Мне снилась моя мама, — внезапно выдаю я. — Моя настоящая мама.

Ты же знаешь, что я приемная, да?

— Да.

Если Тайер и видит, как я нервничаю, то ничего не говорит. Он лишь

отрывает защитную бумагу с большого пластыря и приклеивает его поверх

пореза. Потом сжимает мою ладонь в кулак и накрывает своей, чтобы рана

перестала кровоточить. Сильное прикосновение его руки меня успокаивает, и я

продолжаю:

— Такое иногда случается — она снится мне. И каждый раз я просыпаюсь.

Хотя мне снится не совсем она, то есть я не знаю наверняка. Потому что у меня

не сохранилось о ней воспоминаний. Удочерение было анонимным, так что

мои родители, Мерсеры, об этом не говорили.

На мгновение в кухне повисает тишина, помимо нашего с Тайером

дыхания слышно только тихое гудение кондиционера. Когда проходит еще

несколько секунд, а Тайер так ничего и не говорит, я начинаю паниковать.

Может, я сказала лишнего. Может, он не хочет слышать о моих дурацких снах

или беспокойствах по поводу настоящих родителей. Мне и самой не нравится

обо всем этом думать. Я даже не пишу о своих чувствах в дневнике.

~ 40 ~

http://vk.com/art_of_translation

Но тут Тайер крепче сжимает мою руку.

— Тебе должно быть тяжело, — просто говорит он.

Меня захлестывает буря эмоций. Лучше и не скажешь — по сути, это

единственное, что тут можно сказать.

— Ты надеешься когда-нибудь с ней встретиться? — спрашивает Тайер.

Я задумываюсь над его словами. Как ни странно, но меня никто об этом

никогда не спрашивал.

— Думаю, да. Конечно, какая-то часть меня очень зла на нее — наверное,

такое испытывают все приемные дети. Мне хочется знать, почему она бросила

меня, почему не смогла оставить.

— Может, у нее на то была веская причина.

— Может быть, — киваю я. — Ну и кроме того, я просто хотела бы ее

увидеть. Поговорить. Узнать вообще, есть ли у нас что-то общее.

Я вдруг чувствую, как на глаза наворачиваются слезы. Ужасно

смутившись, с трудом сглатываю. Ни за что не стану плакать перед Тайером.

Я с преувеличенной небрежностью пожимаю плечами.

— Все это неважно. Ты хотел знать, что мне снилось, я ответила.

— Спасибо, что рассказала, — говорит Тайер. А потом вздыхает. — На

самом деле, я тоже плохо сплю.

— Почему?

— В основном бессонница. А раньше я ходил во сне, — робко признается

он. — Это жутко пугало моих родителей.

— И что ты делал?

Он смеется.

— Однажды они спустились вниз и обнаружили меня в комнате отдыха. Я

сидел на диване с пультом в руке, а по телевизору шла какая-то реклама.

— И ты этого не помнишь?

Он мотает головой.

— Не-а. Я крепко спал.

Я шлепаю его по руке.

— Им еще повезло, что ты ничего не заказал. А то бы была у них куча