Он смеялся, но на самом деле ему было грустно и неловко. Круассаны едят руками. Он никогда не покупает одинаковых тарелок - ему нравится, чтобы на столе были разные, ни в коем случае не из одного сервиза. Его передергивает от одной мысли о сервизе. Это вот так оно аукается?

Интересно, где оно еще фонит и как?

В зад такое детство. Но он понимает, что еще пойдет туда опять.

И ему вдруг так захотелось в Африку, что он плюнул на то, что горло болит третий день, а на улице холодно, и он не бегает, чтобы горло не болело, а оно все равно болит - какого черта?
– и он бросил, не доев, этот клятый круассан, переоделся и рванул на тропу. И там обрел равновесие и душевный покой.

Записки сумасшедшего: Глаза б мои не видели...

На следующий день, с утра, говорили с партнером, обменивались впечатлениями от рождественского ужина в моем почтенном семействе, я задался вопросом, как мне удалось отвертеться от военно-морского учебного заведения.

– Ну, если ты был близоруким...

– Почему ты так думаешь?

– По твоим описаниям того, что ты видишь там.

И тут у меня перед глазами крутанулось все: и расплывающийся свет маленького окна в той спальне, и ограниченное поле зрения в тех картинках из Вальпараисо, где так отчетливо видно то, что передо мной, как в маленькое окошко, а все, что вокруг - смазанное, несфокусированное, нерезкое... И то, как в этой рождественской сцене смутно видны фигуры за столом - да, я не хочу их видеть, но, похоже, у меня это не очень и получается. А вот скатерть на углу стола, перед самым лицом, такая большая ее складка, поблескивающая от крахмала, видна превосходно. А там вдали даже тарелки видны как стопка плоских предметов в несколько слоев.

Здесь и сейчас я всегда прекрасно видел и вблизи, и вдали, и только совсем недавно стал пользоваться очками для чтения: нормальные возрастные изменения. Мне неоткуда было иметь представление о том, как виден мир при близорукости, как он виден при помощи очков. Но теперь я кое-что вспомнил. Когда я стал испытывать трудности в разглядывании мелких предметов вблизи, я приобрел очки. И почти одновременно с этим решил собрать паззл с мелкими деталями изображения. И мне было адски трудно это делать, так что я даже забросил незаконченную картину. Через очки мне было отчетливо видно только небольшое поле, огромное большинство фрагментов оказывалось вне его, и я не мог различать, что на них изображено, не мог подбирать их друг к другу. Но при близорукости так должно выглядеть все вокруг, кроме того, что попадает в небольшой "окошечко" очков? Всё сходится... Тогда я действительно плохо видел отдаленные предметы, я был близоруким.

И когда я принял эту гипотезу, мне стало стыдно. Внезапно, вдруг, мне стало невыносимо стыдно. Что я такой урод. Ни на что не годный. Слабак. Этот стыд был настоящий, прямо сейчас, присутствующий и происходящий прямо здесь - и не имеющий никакого отношения к реальности и обстоятельствам, в которых я живу сейчас. Острый, горячий, уничтожающий стыд.

Господи, подумал я, когда смог думать. Бедный ребенок. Бедный я.

Сейчас у меня была крепкая и надежная рука моего партнера, за которую я мог держаться, его теплый, спокойный голос, полный сочувствия и поддержки. Но там и тогда этот ребенок был как будто совсем один, не любимый никем, не такой, как надо.

Чуть позже, уже окончательно отдышавшись, я написал сестре об этом открытии. Конечно, ответила она. Я же говорила, что Симон носил очки. Похоже, у тебя еще и астигматизм был. Ты ведь описываешь предметы не только размытыми, но и как будто двоящимися. Не можешь сосчитать тарелки, и свет описываешь как облако.

– Я думал, из-за того, что слезы в глазах.

– Не обязательно. Почитай описания, посмотри картинки в интернете. С астигматизмом так и видят, как ты описываешь.

Я почитал и посмотрел.

– Да, правда. И вот что еще: двоится и расслаивается оно в детстве, причем все, что находится в отдалении. А у взрослого отчетливо видно "окошко", а расплывается все вокруг него. Это очки?

– Похоже на то.

– Близорукость и астигматизм... Карьера военного моряка мне не грозила. А представляешь, как... разочарован был отец?

Харонавтика: " Кому я должен "

Сессия N28, 5 октября 2013

В этот раз он не знал, куда хочет пойти, на что смотреть. Оно, конечно, дело непредсказуемое, но бывает и так, что намерение получает отклик внутри, и выпадает кусок той картины, которую и хотел увидеть. Так было с Рождеством, и с морем-облаками, и с Африкой...

Но он не знал, куда хочет сегодня.

М. сказала: что там у тебя с Рождеством? Он хотел отмахнуться, и правда, особых эмоций вроде уже не чувствовал. Но в затылок как будто толкнуло тяжестью, не сильно, но резко. Мелькнула мысль о подзатыльнике. Ну, это уж слишком, подумал он. М. заметила, что что-то происходит, и он рассказал ей. Потом задумался.

– Знаешь, внутри меня есть противоречие: мне многое интересно, но есть разница. В некоторые места я хочу попасть, потому что там хорошо, например, туда, где виноградники, и дом в колониальном стиле, и чайные розы... И совершенно не хочу опять видеть рождественский ужин в родном доме. А в другие места я вроде бы должен идти и выяснять, что там и как. Например, Школа Америк, зона Панамского канала. И внутри меня происходит борьба между желаниями и чувством долга.

– Кому и что ты там должен?