Вооружившись бутылками, я делаю несколько заходов к мусорным бакам. Пять ходок спустя я остаюсь с чистым баром и только полупустой бутылкой скотча.

— Я лучше помою эту кухню, потому что не смогу готовить в этом беспорядке. Знаю-знаю, ты, должно быть, думала, что я пренебрегал всем. Oui, mon amour, я бы тоже так подумал. Но я постараюсь, потому что, как ты и сказала, пришло время для меня двигаться дальше.

Я открываю холодильник и начинаю вычищать его. Не знаю, как позволил ему так запуститься. Мне должно быть стыдно. И так оно и есть.

Уборка на кухне приносит удовольствие. Ощущается правильно. Есть что-то очищающее в избавлении от всего, за что я держался.

— Как ты думаешь, что я должен приготовить для Холли? Я бы хотел, чтобы ей это понравилось. Помню, что ей понравился пирог с лимонным безе, поэтому, возможно, приготовлю его. Но какое порекомендуешь приготовить основное блюдо?

Знаю, я могу показаться сумасшедшим, если кто-нибудь заглянет ко мне. Тот, кто разговаривает сам с собой, похож на человека, лишившегося рассудка.

Я начинаю хихикать. Я действительно представляю из себя сейчас черт знает что.

— Mon amour, интересно, находишь ли ты тоже это смешным?

Пока убираюсь на кухне, мои мысли медленно уносятся к сексу. Точнее, к сексу с Холли.

— У меня может быть секс с Холли, — шепчу я, надеясь, что Ева не будет слишком сильно злиться на меня.

Протирая внутри холодильника, не могу сдержаться и позволяю своим мыслям вернуться в ресторан, к тому, что я чувствую каждый раз, когда вижу Холли в ее юбке-карандаш, облегающей бедра. Или как ее попка покачивается немного. Она определенно красивая, у нее шоколадного цвета глаза и красные губы. У нее божественная грудь — круглая, невероятно полная и чувственная. Ее фигура, черт возьми, ее фигура. Думаю, она великолепна и на сто процентов женщина. Я бы описал ее фигуру как песочные часы — классически красивые песочные часы.

— Mon amour, я знаю, что ты смеешься надо мной, но надеюсь, ты уйдешь, если мы с Холли решим попробовать наш собственный десерт, — я усмехаюсь и качаю головой. — Я хочу посмотреть, куда все это заведет, потому что если ты права, это может быть больше, чем просто секс. — Я протираю кухонную столешницу. — До тех пор, пока ты понимаешь, что всегда будешь в моем сердце.

Я продолжаю драить и чистить, мои мысли полностью поглощены очень заманчивой картинкой того, как Холли будет выглядеть обнаженной, и кое-что происходит. Предполагаю, я должен был ожидать его — легкий, сладкий аромат цветочных духов Евы.

На мгновение я останавливаюсь и оглядываю комнату. Я побеспокоил ее чем-то? Или она просто говорит мне, что все в порядке?

— Ты смеешься надо мной, не так ли? Я понимаю, mon ch'eri. Ты говоришь мне, что хорошо к этому относишься. — Я возвращаюсь к чистке раковины. — Надеюсь, что ты счастлива.

Холли

— Ты очень красивая, мамочка. Могу я тоже пойти? — спрашивает Эмма, пока я крашу ресницы в ванной.

— Спасибо, малышка. Я буду дома поздно сегодня вечером, поэтому ты должна слушаться бабушку.

Она опирается на раковину, накручивает прядь волос на палец и продолжает наблюдать за мной.

— Могу я тоже пойти? Мне нравится Пьер.

Мы обсудили их разговор в больнице, но она продолжала повторять мне, что хочет, чтобы он пришел на следующий наш пикник. Хоть меня там и не было, Бронвин сказала, что Эмма и Пьер поговорили буквально несколько минут. Но у Эммы, похоже, появилась с ним связь.

— Не сегодня, — отвечаю я и наношу немного светло-розового блеска на губы.

— Я думала кое о чем, мамочка, — застенчиво говорит она, что, безусловно, мило. — Так как ты не будешь ужинать со мной и бабушкой сегодня, могу я завтра купить обед в школе?

Я смотрю на ее шаловливое личико.

— И почему я должна согласиться на это, учитывая, что ты покупаешь школьный обед только по пятницам?

— Я не знаю, — она пожимает плечами, но ее ротик изгибается в невинной улыбке.

— Ты возьмешь свой обед завтра, как обычно.

— Но, ма-а-ам, — она жалобно хнычет.

— Никаких «но», ты знаешь правила. Делать домашнюю работу, заправлять свою постель каждое утро и убирать со стола, и тогда ты можешь покупать обед по пятницам.

Ее плечики поникают, она опускает голову, и я вижу, как она дуется.

— Хорошо, мамочка, — обиженно говорит она, поворачивается и уходит.

Я заканчиваю собираться, надеваю джинсы и приталенную рубашку с коротким рукавом, и иду прощаться с Бронвин и Эммой.

— Я ухожу, — говорю Бронвин, найдя ее на кухне, нарезающей салат.