— Пьер, — повторяет она, ее голос хриплый, хоть и тихий.

— Ничего не говори, — я обхватываю ее лицо ладонями и соединяю наши губы.

Ее губы теплые, и я провожу языком по ее пухлой нижней губе.

Отпустив ее лицо, я осторожно провожу руками по ее плечам. Она дрожит, но наслаждается вниманием, которое я дарю ей. В награду она дарит мне бесценный тихий стон, когда я прижимаю ее тело к своему.

— Пьер, — шепчет она, отстраняясь от моих губ. И я уже скучаю по ее теплу. — Что происходит между нами? — спрашивает она и прислоняется лбом к моей щеке.

— Mon ch'eri, я задаю себе тот же вопрос.

— И к какому ответу ты пришел? — она не поднимает голову, но руки плотно сжимает вокруг моей спины, притягивая меня к себе. Мне нравится это интимное чувство между нами.

— Я вспыльчив, oui, — я делаю паузу, чтобы собраться с мыслями. — Я понял, что крайне тяжело не поддаться тому, что есть между нами. Думаю, нам нужно попробовать, погрузиться в это так глубоко, чтобы мы не могли видеть свет друг без друга. Ты заставила меня захотеть жить, а не существовать, лишь дыша.

Я целую ее в лоб и прижимаю еще ближе к себе, стараясь не оставить ни единого свободного миллиметра между нами.

— Это безумие, — говорит она, глядя на меня.

— Oui, это все очень быстро и может закончиться чудовищно. Но думаю, мы обязаны попробовать ради нас самих.

Холли наклоняет голову, позволяя мне вновь захватить ее губы. Позволяет пальцами провести по нежной, обнаженной коже ее шеи, и я снова получаю в награду самые восхитительные и возбуждающие звуки. Языком я исследую ее рот, сплетаюсь с ее языком, и мы наслаждаемся нашим медленным и опьяняющим поцелуем.

Холли отстраняется первой, хотя я мог бы часами наслаждаться очертанием и глубиной ее сочного ротика. Но я уверен, она остановилась, потому что хочет что-то сказать.

— Ты можешь ранить меня, — говорит она тихим голосом.

— Никогда.

— Я должна ставить Эмму на первое место. Если ты обидишь нас, мы не сможем выжить после твоей потери.

Глаза Холли наполнены слезами, и в этот момент она кажется очаровательно уязвимой.

— Ты magnifique (фр. прекрасна), и я никогда не обижу вас.

Она прижимает голову к моей груди, ее хватка усиливается, и я своими объятиями пытаюсь убедить ее.

Длительное молчание повисает между нами.

Мы слышим гудок круизного лайнера, означающий, что он покидает порт. Разговоры счастливых людей заглушают тишину. Мы же просто обнимаемся, и это ощущается очень комфортно.

— Хочешь пойти на пикник со мной и Эммой? — говорит, наконец, Холли.

— Oui, я подготовлю корзину для маленькой девочки, которую должен впечатлить.

Холли

— Куда мы едем? — спрашивает Эмма, когда мы направляемся к дому Пьера.

Нам обоим удалось сделать воскресенье выходным. Ангус был не слишком доволен, когда я попросила его об этом. Он посмотрел на меня сверху вниз и спросил, связано ли это как-то с тем, что Пьер тоже потребовал выходной в воскресенье. Он сказал, что Пьер ворвался в его офис и сказал ему, что не будет работать, потому что у него назначена важная встреча. Ангус сказал, что тот не дал ему возможности сказать «нет». Он просто сказал: «Меня не будет в воскресенье, а Эрик уже вернулся из больницы с целым пальцем, поэтому он сможет выйти на смену в воскресенье».

Ангус сказал, что он попытался «включить босса», но Пьер пренебрежительно покачал головой и сказал: «Я не брал отгул в течение двух лет. Очень жаль, что тебе это не нравится». И вышел из его кабинета, оставив Ангуса в недоумении.

— Мы едем в дом Пьера, а потом в Гайд-парк. Пьер настоял на том, что приготовит для нас пикник.

— А в этом парке будут качели? — спрашивает Эмма, глядя в свое окно с заднего сиденья.

— Да, там будут качели.

— А бассейн?

— Нет, бассейна не будет, — я усмехаюсь.

— А пляж?

— Нет, пляжа тоже.

— А мы можем пойти на пляж?

— А ты взяла свой купальник?

— Нет.

— А что насчет полотенца?

— Нет.

— Тогда как, ты думаешь, мы можем поехать на пляж?

— Мы можем съездить домой и взять все.

— Нет, не можем, потому что мы почти приехали к Пьеру.

Она фыркает со своего сиденья, и когда я смотрю в зеркало заднего вида, она демонстративно скрещивает руки на груди, а на лицо натягивает свое лучшее «гневное» выражение.