Перед обедом его величество в самом деле решительно обратился к Лагеркрону, неотступно, вместе со Спааре, следовавшему за ним:

— Завидую вам. Завтра выступаете. Во Мглине и в Почепе подготовите квартиры для моей армии.

Генералы облегчённо вздохнули. Нордберг и Адлерфельд склонились над записными книжками. У Понятовского сверкнули под кудрями глаза. Мглин и Почеп — города во владениях гетмана Мазепы! Значит, в армии не будет больше голода! Не будет и этой неспокойной жизни. Когда днём и ночью остерегаешься нерыцарских нападений московитских вояк.

— Vivat! — не выдержал генерал Спааре, выбрасывая вверх шпагу.

Спааре был поддержан Понятовским, принцем Вюртембергским, потом всеми генералами. Только граф Пипер недовольно поморщился. Король поднял руку — он уже объяснял задание. Все стали прислушиваться, стараясь не думать о том, что Лагеркрон очень молод, очень гоноровит и самоуверен, в военном деле не одарён, а выдвинулся благодаря своей готовности любой ценой исполнить приказ. А впрочем, решили генералы, с таким поручением, как захват городов, где мало московитов, справится и Лагеркрон. Гетманские казаки с радостью передадут города в руки королевского генерала. Главное, король мудро решил зайти в Украину — вон о ней рассказывает неутомимый в разговорах красавец Понятовский... А дальше, вынуждены были снова гадать военачальники, глядя на карту, в которую тыкалась длинная королевская шпага, хоть король и не рассказывает о главнейших планах, армия пойдёт через Мглин и Почеп на Брянск, Калугу, выйдет на Москву за спиной у супротивника. И пусть дуется первый министр Пипер — он когда-то уже не советовал вступать в Саксонию. А что получилось? Триумф!

Лагеркрон чувствовал себя героем. Хлопал генералов по плечам.

Весть быстро распространилась по войску, в обозах, между маркитантами. И хотя простые солдаты мало интересовались, куда их ведут, мало и понимали куда, но радовались и они: впереди богатые земли.

Генерал Лагеркрон ехал в первых воинских рядах и мурлыкал в усы песенку о лесных гномиках, слышанную в детстве от матери. Он надеялся на большую награду. Отпуская его, король повторил: «Завидую...» Его величество очень любит новые места.

Ночью, перед дорогой, генерал натешился с Брунгильдой. Что за девушки в королевских каретах, если королю не жаль такой... Воспоминания радовали долго. Генерал устал от опасений наткнуться на острый сучок, кривую изломанную ветвь или ободрать о них блестящие ботфорты. Он пропустил вперёд драгун, чтобы они лошадиными гривами, палашами, кирасами, даже головами ломали ветви да прокладывали более широкую дорогу. Битых дорог в лесу мало, но, казалось ему, попасть во Мглин и Почеп просто. Нужно лишь посматривать на солнце да на часы и выбирать направление. В захваченный город вместе с королевским войском прибудет и карета с Брунгильдой.

К вечеру начался дождь. Влага приятно струилась по одежде и кирасам, проникая вплоть до разгорячённых тел. Но дождь быстро переполнил ручьи, которые сделались речками и перерезали лесные дороги. Перед ними настороженно прижимались конские уши. Мокрые драгуны вскоре почувствовали холод, а костров развести уже не могли: огонь шипел и сникал, даже не облизав мокрое дерево. Они жевали раскисший хлеб. Немного согрела водка, выданная на дорогу по распоряжению Гилленкрока. Отдыхали кто на пне, кто на поваленном дереве, кто под тёплым конским животом. Дождь не унимался ни на минуту. А когда осела набухшая влагой темень и по генеральскому приказу колонна двинулась дальше — уже не одни только лошади опасливо посматривали на целое море холодной воды, в котором часто приходилось пускаться вплавь.

Генерал нахмурился. Об этой экспедиции ведают маркитанты в королевском войске. Может, знают и московиты? Может, противнику известна более удобная дорога? Правда, расстояние от главных царских сил, сказал король, намного длиннее, нежели расстояние от королевского лагеря, но... Вскоре показалось, что потеряно нужное направление, и генерал представил страшное зрелище: четыре тысячи драгун прибывают назад в лагерь, так и не побывав во Мглине да в Почепе! Прощайте, королевские милости... Генерал приказал остановить драгун, офицеров — созвать к четырём пушкам, выделенным для похода повелением короля.

Чёрт возьми, думалось, пускай бы кто-нибудь из генералов очутился в этом сплошном болоте, в бесконечных лесах, где четыре тысячи воинов затерялись котятами в просторном крестьянском подворье!

Офицеры ждали приказа. Да от кого ждать его генералу? Он кипел и уже готов был выплеснуть гнев на того, кто подаст повод. Однако офицеры не один год провели в походе и умели беречь себя от опасностей. Пожаловался лишь лейтенант Штром, вступивший в войско с прошлогодним пополнением.

— Мой вахмистр твердит, что можно забрести в такое место, откуда уже нет дороги назад.

Лейтенантов голос негодовал. Верхняя губа с жиденькими упрямыми усиками подрагивала. Офицеры посочувствовали бедному вахмистру, которого неосторожно продал лейтенант и которому вскоре, может быть, придётся качаться на мокрой ветке, но радовались неожиданной развязке. Лагеркрон ничего ещё не ответил, как лейтенант снова:

— Мой генерал! Слышите...

Ветер сник. В лесу веселились люди, не обращавшие внимания на раннее время, на закрытое тучами небо и непрерывный дождь. Это показалось невероятным. Лагеркрон забыл о вахмистре и о самом лейтенанте Штроме, очень старательном, на его взгляд, молодом офицере. На пути уже встречались селения, рядом с лесными гутами и руднями, — но все пустые, как и прежде, до Днепра. Генерал повелел бы солдатам жечь строения, если бы не высочайший приказ ничему здесь не вредить. Его величество король говорил об особой дружбе с черкасским гетманом. Генерал от поджогов воздерживался. Лишь когда на глаза попала чёрная кошка с маленькими котятами, он выстрелом из пистоля уложил её на месте, а с шипящими котятами шутя управились драгуны. Смеху и шуток было достаточно.