Оценивать, насколько повышает ее котировку новая куртка или сапожки, перехватывать взгляды других мужчин, то плотоядно обволакивающие магические линии ее бедер, туго обтянутых джинсовой тканью, то загорающиеся при виде ее мордашки!

Честное слово, во время этих «розыскных мероприятий» часы летели незаметно, и каждый вечер, подводя итоги своих изысканий, я радовался как ребенок, если удавалось хотя бы на шаг подойти к ней ближе, чем вчера, или она взглянула на меня хоть чуточку добрее, либо не с такой презрительной гримаской ускользнула в переполненном зале супермаркета.

Конечно, мне было страшно неудобно. Она меня частенько замечала и, заметив, глядела, мягко говоря, с недоумением. А один раз, нащупав взором в уличном потоке мою фигуру, неожиданно и с вызовом принялась целоваться со своим спутником прямо посреди улицы. Быстро взглядывала на меня и вновь демонстративно впивалась ошалевшему «аудивладельцу» в губы, наваливалась на него грудью, толкала коленками и с любопытством косилась на мою физиономию с отпавшей челюстью.

Если это можно было сделать, соблюдая светские приличия, то девушка старалась от меня избавиться. К тому же рано темнело, и это приносило чисто визуальные трудности. Пришлось приноравливаться, изучать азы наружного наблюдения. К примеру, оказалось, что человек ведет себя достаточно нервно, если следовать за ним по пятам по той же стороне улицы. Но стоит перейти на противоположную, как он успокаивается. И это наблюдение в дальнейшем мне очень помогло. И не только мне.

В тот вечер она возвращалась от подруги, жившей в старом, как сейчас принято выражаться, «депрессивном» микрорайоне: редкие прохожие, обветшалые стены хрущевских пятиэтажек, разбитые фонари и узкие тропинки между грязноватыми сугробами. То и дело болтала по мобильнику и мела сумочкой на длинном ремешке свежевыпавший снег. Я шел по противоположной стороне улицы, вдоль покосившихся хибар частного сектора, где освещения не было совсем и меня невозможно было заметить.

Во всяком случае, охотники за мобильниками меня точно не увидели. Они выскочили, как чертята из табакерки, из-за какой-то будки, догнали ее сзади, толкнули в сугроб, один принялся душить шарфом, другой, отдирая пуговицы, рванул на ней пальто, обнажая беззащитно вскинутые коленки, начал поспешно обшаривать карманы, выхватил из рук мобильный телефон, метнулся прочь. Мне достаточно было лишь чуть-чуть ускорить шаг и перейти через дорогу, чтобы он с разбегу ткнулся сопливым рыльцем мне в грудь. Я неспешно поймал его за ухо и процедил:

— Быстро верни девушке трубку и извинись!

Видимо, за годы жизни на Севере в моем лице сформировались черты, заставляющие самых разных людей, когда я начинаю разговаривать в таком тоне, призадуматься о суетности бытия. Недоумок только по-щенячьи взвизгнул, дернулся, швырнул мобильник мне под ноги и, брякнувшись на четвереньки, засеменил прочь. Его напарничек отцепился от шарфа и пятился, патетически размахивая перед собой перочинным ножиком. Видимо, настолько впечатлился моей физиономией покорителя Заполярья. Сцена получилась до постыдности пошлая, почти как в «Данди Крокодиле», — кино, которое показывали по телевизору незадолго до происшествия.

Я подобрал телефон и направился к девушке.

Когда та меня увидела, рот ее приоткрылся, и она подскочила так, словно в нее плеснули кипятком.

— Не подходите! — «ребенок-клоненок» пятился от меня, отступая вслед за своими недавними обидчиками, и оглядывался, тщательно регулируя дистанцию так, чтобы быть на равных расстояниях от меня и от них.

— Да не бойся! — пробормотал я. — Не сделаю ничего плохого!

Но в полутьме все три силуэта постепенно сливались, превращаясь в маленькую настороженную стайку. Любопытно, наверное, выглядит со стороны! Хоть картину пиши: «Конфликт поколений» или «Старое против нового». Более дурацкую ситуацию трудно придумать.

— Возьмите мобильник! — перешел я на «вы», но они лишь прибавили ходу.

Вдали, за перекрестком, начинали мельтешить гирлянды огней большого городского проспекта. Мы так и шли целый квартал: я с мобильной трубкой в полусогнутой руке, шагах в десяти передо мной, пятясь вполоборота и загребая высокими каблуками снег, — девушка, а еще шагах в пяти перед нею — оба недоумка, часто и недобро оглядываясь.

Уже вблизи проспекта, когда я попытался сократить дистанцию, девушка отчаянно пискнула:

— Я буду кричать! — подбежала к проезжей части и принялась голосовать.

Юных и одиноких дамочек подсаживают охотно. Я даже не успел второй раз предложить ей забрать мобильник. Оба шпаненка, еще раз «сфотографировав» меня, ссутулились и нырнули в темный провал какого-то переулка. Я опять остался один, с холодным телефоном в озябшей руке.

Очевидно, пинкертоновская деятельность привела-таки к простуде. Приехав домой, я почувствовал легкий озноб. Кутаясь в плед, в пустой и холодной квартире, не включая свет, грел чайник и размышлял, осталась ли хотя бы ложка малинового варенья.

Мобильник в кармане куртки раза три проверещал первые такты какой-то мелодии, прежде чем я понял, что это — вызов.

— Почему вы меня преследуете? — хрипловато каркнула откинутая крышка.

— С чего вы взяли? Никто вас не преследует!

— Послушайте! Вы мне в отцы годитесь, если не в дедушки! Что вы таскаетесь за мной вторую неделю?

— О чем вы? Это какое-то недоразумение! — Когда надо, я умею делать «морду кирпичом».

— Не держите меня за лохушку! Неужели вы думаете, что я слепая?