— Пару месяцев назад я увидел ее рисунок в Харперс-Базар, вместе с другими. Хорошо, а?

— Очень хорошо.

— Я… — Бруно скрестил руки на столе. — Я очень рад, что ты с нею счастлив.

Конечно, рад. Гай почувствовал, как плечи у него расслабились, и стало легче дышать. Но сейчас стоило труда поверить, что Энн ему принадлежит. Она — богиня, которая спустилась на землю, чтобы вывести его из битвы, где бы он без нее обязательно погиб, — так богини в мифах спасали героев, привнося, правда, элемент, всегда, с самого детства, поражавший Гая как натянутый и нечестный. Бессонными ночами, когда он крадучись выходил из дома и поднимался к скале, набросив на пижаму пальто, — этими незыблемыми безжалостными летними ночами он не позволял себе думать об Энн.

— Dea ex machina[17], — прошептал Гай.

— Что ты сказал?

Зачем он сидит с Бруно, ест с ним за одним столом? Ему хотелось прибить Бруно, хотелось заплакать. Но проклятия потонули во внезапно прихлынувшем сострадании. Бруно не знает, что такое любовь, а любовь — единственное, что необходимо. Бруно слишком потерян, слишком слеп, чтобы любить или внушать любовь. И это вдруг показалось трагичным.

— Ты когда-нибудь влюблялся, Бруно? — Гай подметил, как в глазах Бруно появилось незнакомое жесткое выражение.

Бруно заказал еще выпить.

— Да нет, думаю, что по-настоящему не влюблялся. — Он облизал губы. Он не только не влюблялся, он и спал с женщинами довольно редко. Бруно всегда полагал, что это — довольно глупое занятие, и в такие минуты как бы наблюдал за собою со стороны. Однажды, о ужас, он даже начал хихикать. Бруно весь съежился. Вот в чем самое болезненное различие, вот где грань между ним и Гаем: Гай может все забыть ради женщины, он практически убил себя из-за Мириам.

Гай посмотрел на Бруно, и тот опустил глаза. Он словно ждал, что Гай сейчас расскажет, как нужно влюбляться.

— Знаешь, Бруно, самую великую в мире премудрость?

— Я знаю массу всяких премудростей, — осклабился Бруно. — Ты какую имеешь в виду?

— Что рядом с каждой вещью лежит ее противоположность.

— Противоположности сходятся?

— Это слишком просто. Я имею в виду — ну, вот, ты даришь мне галстуки. Но мне пришло в голову тоже, что ты мог пригласить сюда полицию и выдать меня.

— Господи Боже мой, Гай, да ведь ты же мой друг! — завопил Бруно с неожиданной страстью. — Я люблю тебя!

Я люблю тебя, во мне нет к тебе ненависти, подумал Гай. Но Бруно так не скажет, потому что он все-таки его ненавидит. Так же, как и Гай никогда не скажет Бруно: «Я люблю тебя», а скажет: «Я тебя ненавижу», потому что на деле любит его. Гай стиснул зубы и крепко потер пальцами лоб. Он предвидел уже то равновесие положительной и отрицательной воли, что станет сводить на нет всякое предпринимаемое действие еще до его начала. Вот и сейчас, например, что-то удерживает его здесь. Гай рывком вскочил с места, и только что принесенная выпивка выплеснулась на скатерть.

Бруно глядел на него с изумлением и ужасом.

— Гай, в чем дело? — Бруно бежал за ним. — Гай, подожди? Ведь ты не думаешь, что я так могу поступить, не думаешь, правда? Я… Никогда в жизни!

— Не трогай меня!

— Гай! — Бруно чуть не плакал. Почему люди так обращаются с ним? Почему? Он бежал по тротуару и кричал:

— Никогда в жизни! Ни за какие деньги! Верь мне, Гай!

Гай отпихнул Бруно и захлопнул дверцу такси. Он знал: Бруно никогда в жизни не предаст его. Но если, как он убедился, все на свете имеет двойственную природу, разве можно хоть что-нибудь знать наверняка.

34

— Какая связь между тобой и миссис Гай Хейнс?

Бруно этого ждал. Джерард проверил его последние счета, а там были указаны цветы, которые он послал Энн.

— Друг. Друг ее мужа.

— Ах, так. Друг?

— Знакомый. — Бруно пожал плечами, прекрасно зная, что Джерард подумает, будто он хвастается, потому как Гай знаменит.

— И давно ты его знаешь?

— Не так давно. — Неуклюже приподнимаясь с удобного кресла, где он полулежал, развалившись, Бруно стал нашаривать зажигалку.

— С чего это ты послал ей букет?

— Ну, думаю, из благодарности. Накануне я был у них на вечеринке.

— Ты с ними так близко знаком?

Бруно снова пожал плечами.

— О, вечеринка была самая обычная. А насчет Гая мы думали, когда собирались строить дом. — Это вырвалось само собою, и вышло, решил Бруно, достаточно убедительно.

— Теперь — Мэтт Левин. Давай вернемся к нему.

Бруно вздохнул. Гая Джерард проскочил — может, потому, что его нет в городе, а может, просто взял и проскочил. Теперь Мэтт Левин: темная лошадка — не думая, что это может оказаться полезным, Бруно часто виделся с Мэттом накануне убийства.