Именно здесь и произошло то, чего мы и опасались. Было ясно, что Женек и так слаб в отношении женского пола. Глаз да глаз. Увиденное произвело на него сильное впечатление. Он не только приосанился. Не только стал улыбаться. Его лицо приобрело безумное выражение. Из уголка губы потекла капелька слюны. Развернув коня, он попытался съехать с дороги и, по-видимому, добраться до места своего рая. Кошак это ждал. Развернув коня, с нагайкой в руке он бросился на перерез коня Женека. Внезапно на помощь Кошаку пришел ассасин. Его конь перегородил дорогу Женеку. Нет, ассасин не кричал, не ругался, не делал угрожающих жестов. Более того, он занялся вполне мирным делом. Изъяв из ножен небольшой метательный нож, он занимался личной гигиеной, в смысле вычищал грязь из-под ногтей. Всем нам было известно, насколько виртуозно ассасин метает ножи любого типа из любого положения. Подобное зрелище охладило пыл нашего распылённого любовника. Подъехал Кошак. Конь Женека оказался мудрее хозяина. Увидев нагайку, конь, не дожидаясь понуканий хозяина, вернулся в строй и продолжил путь вместе со всеми, унося своего разочарованного хозяина. В глазах Женека читалась затаённая злость.

Вечером того же дня наш отряд увидел перед собой поселение. Однако Кошак приказал разбить лагерь, не въезжая в посёлок. Понимаю. Предстоял разговор с Женеком. На землю полетели тюки с вещами. Расчищались места под палатки и костёр. Кошак погнал молодежь за ветками для костра, приставив Лева с оружием следить за их безопасностью. Я и ассасин освободили лошадей от поклажи. Стреножив им ноги и протерев бока лошадей щетками и пучками травы, мы отпустили их пастись, на ближайшем лугу.

Мы вернулись к костру. Женек и Кошак устанавливали палатки. Я присел у костра, чтобы дать отдых ногам. Ассасин сбросил пояс с ножами возле костра и отошёл к брошенным тюкам с пожитками, начал рыться в них. Воспользовавшись ситуацией, Женек атаковал ассасина. Мы не успели прийти на помощь ассасину. Удар был быстрым и резким. Достаточно увидеть такой один раз, чтобы бояться всю оставшуюся жизнь. Но своей цели удар не достиг.

Остаток вечера Женек провёл связанный по рукам и ногам, привязанный к дереву и с кляпом во рту. Сразу после окончания связывания, как по команде вернулась молодежь с ветками для костра в сопровождении Лева. Вечер проходил спокойно. Ассасин чистил ногти ножом. Лева разрабатывал пальцы, перекатывая между ними деревянные яйца, размером с голубиные. Молодёжь сидела в дальнем углу, потупив смущенные взгляды и медленно пережёвывая свою похлёбку. Положение Женека усугублялось нотациями, которые ему читали я и Кошак. В самых лучших традициях своей обители я прочитал ему проповедь о смирении духа, укрощении страстей, избегания прелюбодеяния как греха смертного, для спасения своей души. Эту проповедь я читал страстно, приводя примеры, обличая его пороки, делая сравнения с животными, используя фразы и выражения церковно-молитвенного языка нашей обители. Речь Кошака была более грубой, более пространственной и обличительной. Он указывал на нарушение приказа во время похода, разложение дисциплины, создание положения, подвергающего опасности весь отряд, а также создающего опасность невыполнения цели всего похода. Свои слова он подкреплял столь грубыми и жесткими выражениями, что даже я нашёл, чем пополнить свой церковно-молитвенный словарный запас.

Женеку предстояло провести ночь связанным.

Когда мы закончили читать отповеди и расселись вокруг костра для ужина, из темноты донеслось деликатное покашливания. Мы мгновенно вскочили и приготовились к бою. Но этого не потребовалось. Из темноты на свет вышел пожилой человек, по виду староста, ну насмотрелся на них, стал определять сразу. Рядом с ним шёл отрок как сопровождение.

– Мир дому вашему, путники! Разрешите присесть к вашему костру?

Кошак сделал движение рукой одновременно приглашающее и отодвигающее. Молодёжь, успевшая к тому времени отужинать, отошла в сторону, освобождая место у костра. Старейшина важно прошествовал к освобожденному месту. Медленно, по-стариковски кряхтя, присел на бревно, служившее нам скамейкой. Отрок расположился за спиной старосты.

– Чем мы обязаны вашему приходу к нашему костру, уважаемый?
– задал вопрос я, вспоминая свою обязанность.
– Мы вроде бы законов не нарушаем. Людей не обижаем, идём своей дорогой.

– Хорошо, что не обижаете. Наслышан я. Удивлён лишь, что в наше селение вы не заехали на постой. Редкость у нас, что гости ночуют в поле. Вот и стало мне интересно, что у вас случилось. Вдруг помощь нужна. Не ожидал узнать о ваших раздорах. Не обижайтесь на старика, но интересна мне эта история. Может, поведаете её подробнее?

Я выдержал паузу.

– Отчего не поведать. Зла ведь мы никому не совершили. И лучше вы от нас это узнаете, чем из десятых уст да неправду.
– Это было сказано больше для моих спутников.
– Вот только сначала хотелось бы узнать, если не секрет, как вы о нас узнали? Мы не видели гонцов, и по дороге вроде никто не ездит.

– Это не секрет. Кощеевы камни. Каждый вечер, в строго определённое время старейшина прикладывает руки к камню и "слушает его". Нам сообщают все новости в царстве, а мы рассказываем селянам. Если надо, я накладываю руки на камень в любое время и говорю ему свои новости. Так "там" узнают о наших нуждах и успехах. А что не ездят по дороге, так не сезон, все заняты в полях и садах, работают. Вот начнётся ярморка, на этой дороге не проехать будет.

– Не знал о камнях. Хорошо, что попали не на ярморку, а то бы опаздали.
– Судя по выражению лиц моих спутников, они разделяли моё мнение.
– Что же слушай и наш рассказ.

Рассказ был не долгим. Я старался не упускать нужных подробностей, и опускать ненужные.

– Говоришь, купались обнаженные девицы?

– Видишь, дорогой, какая непристойность?

– Это у Лебяжьего моста над тихой речушкой?

– Названия не знаю, ну вёрст эдак десять отсюда будет по дороге.

– Да он, - Староста выдержал паузу.
– Так это русалки были.

Над стоянкой повисла зловещая тишина.

– Кто?
– спросил я.

– Нечисть такая. В тех местах она водится. Молодых мужчин она заманивает, особо тех, кто до женщин падок. Прикидывается юной девицей и заманивает. А там у них место обитания, много их там. Мужчин они колдовским видом обессиливают и топят. Силу и душу их себе забирают, а трупы их потом к мосту прибивает. Мы своим мужчинам туда ходить не позволяем, пока зрелой силы не наберут.

Тишина над стоянкой кажется, стала звенеть. Казалось, комар упади, зазвенит как медный таз. Староста медленно обернулся к связанному Женеку. Посмотрел на него сочувственно.