— Ты из тех девушек, что предпочитают все свое носить с собой? – Я кивнул на сумку. – Даже в кино со всей косметичкой и комплектом сменной одежды?

— Мы летим к Лэрсу, Р’ран.

Просто, мать его, замечательно. Особенно это ее категоричное «мы», как будто у нее есть право решать за меня и как будто несколько часов назад я категорически не высказался на эту тему. Что за фокусы? Она же не такая дура, в самом деле. Или… такая?

— Ты глухая?

— Нет.

— Тебе на голову свалилось что-то тяжелое и у тебя приступы кратковременной потери памяти?

— Нет.

— Ты идиотка, которая не в состоянии понять с первого раза?

— Нет. Прекрати вести себя, как задница с ушами, Р’ран Шад’Арэн. Тебе не идет.

Спокойно, с теплой улыбкой, выверено каждое слово. Конечно, Шпилька нервничала, когда шла в мое логово с этим дерьмом, но к разговору она подготовилась. И я могу хоть треснуть от ярости – она не сойдет с пути. Потому что упрямая, и потому что именно за это упрямство я готов простить ей многое. Но только не воззвания к моей совести.

— Лети к нему, если хочешь, - я махнул в сторону двери. – Только учти, малышка, для меня и тебя это будет билет в один конец.

— Лэрсу нужна не я, а ты.

— Ему нужна кровь и почка, и осел Р’ран, который сделает это по щелчку пальцев. Но, знаешь, осел Р’ран кончился много лет назад, а циник во мне срать хотел на то, что в этот раз любимый братец влип по-крупному.

— Почка? – Нана несколько раз моргнула и прислонилась к стене.

Мне очень хотелось подойти к ней, обнять и тряхнуть, чтобы вышибить из хорошенькой головки всю эту благородную муть, но я не позволил себе такой слабости. Не сейчас, когда правда целиком на моей стороне.

— Ему нужна почка? – повторила вопрос Нана.

— Да, причем Адела уже отказалась принимать в этом участие. Остаюсь только я, и, как ты понимаешь, я тоже пас. На этот раз бесхребетнику придется рассчитывать только на себя. Ну и еще верить, что какой-то такой же, как он, больной на всю голову прожигатель жизни, не разминется с фонарным столбом и отправится на тот свет, подарив ему почку. Знаешь, говорят, шансы довольно невелики, но Лэрс всегда был счастливчиком, так что наверняка дело выгорит.

— Прекрати, пожалуйста, - пробормотала она.

Пошатываясь, стараясь придерживаться рукой за стену, добрела до дивана и тяжело опустилась. Кажется, если бы он стоял хоть на метр дальше, упала бы на полпути. Боги, за что мне все это?

— Почему мать отказалась быть донором?

— Потому что сука, Нана. – Я не собирался извиняться за грубости. Шпилька имела смелость сунуться в террариум Шад’Арэнов, значит, пусть барахтается в этой дряни вместе с нами. – Потому что она всегда жила ради своего удовольствия. Не помню, чтобы она была примерной матерью.

Я не стал говорить, что пока Лэрс был маленьким, его воспитанием, фактически, занимался я. И что всю свою жизнь жалел о том, что не возненавидел его сразу, после рождения. Наверное, так мне было бы проще игнорировать все его выходки. И принять тот факт, что с появлением Лэрса отец забыл о моем существовании.

— Как такое возможно… - Нана уставилась на свои дрожащие пальцы, как будто где-то между хитросплетениями линий ее ладоней находился правильный ответ. – Она же его мать. Она должна спасти его.

— Лечащий врач искренне считает, что спасать Лэрса должен я. Как ты понимаешь, жизнь с одной почкой меня не устраивает.

— Нет, конечно нет. – На этот раз Шпилька охотно согласилась.

У меня немного отлегло от сердца. Потому что, уж как мне не хочется это признавать, но терять Шпильку после минувшей ночи и чудесного утра мне не хотелось. Потому что заноза въелась в меня, словно отрава, и я хотел продолжить то, что казалось очень многообещающим. Во всяком случае, до момента пресыщения, которое – я в этом не сомневался – обязательно наступит. И тогда я отпущу ее на все четыре стороны.

— Ты должен быть рядом с ним.

— Нана, ради богов, прекрати городить эту пафосную чушь!

— Это не чушь, это – жизнь твоего брата. Единственного человека, с которым у тебя одна на двоих кровь. Хочешь ты того или нет, но Лэрс – твоя семья. Даже если он заслужил все это – ты не должен позволять детским обидам взять верх над тем, что действительно важно.

— И что же это?

— Семья, - простодушно и прямо ответила Нана. – У тебя ведь никого нет, кроме Лэрса. Хочешь ты того или нет, но он – твой брат. И если он… умрет, - она тяжело сглотнула, - ты никогда себе этого не простишь. Может быть не сразу, но раскаяние тебя настигнет, и до конца своих дней ты будешь сожалеть о том, что не нашел сил хотя бы попрощаться.