Контраст впившегося в тело мороза и прикосновение горячей кожи окончательно отрезвили и, широко распахнув глаза, я в полнейшем шоке посмотрела прямо в лицо удерживающему меня морскому демону.

Какого ши? Что вообще происходит?!

Хотела спросить, но язык будто примерз к нёбу, и я выдала некое нечленораздельное мычание. А затем вдруг предельно ясно осознала, что фактически раздета, нахожусь на руках у адмирала, который почему-то зол и, к слову, тоже полураздет, и все это в совокупности просто… просто… да ши знает, что такое!

— Не вырывайтесь, будьте так любезны! — рыкнули на меня, сжав еще крепче.

Сделала еще одну попытку заговорить, но меня снова пресекли:

— И молчите, Глубина вас возьми!

Пререкаться с морскими демонами — себе дороже. Именно страх перед адмиралом оказался сильнее всего прочего, и я послушно замолчала, хотя и прежде издаваемые мной звуки мало походили на слова.

Миновав взъерошенных, перепуганных дежурных ловцов, которые отступили, едва наткнувшись на убийственный взгляд непосредственного начальства, мы стали спускаться вниз. Я не помнила ничего — ни как оказалась на борту, ни почему, ши побери, вообще оказалась в такой ситуации!

Душа сжалась в малюсенький комок, убежала куда-то в район пяток и сидела там, боясь высунуться. Сердце, напротив, подскочило, ухая чуть ли не в горле, а в целом мне было очень-очень страшно. Вот прям очень-очень. И страшно не только потому, что я ни ши не понимала, но еще и из-за адмирала, продолжавшего держать меня на руках и нести неведомо куда!

Лишь когда перед нами открылась дверь знакомой каюты и я увидела в испуге подскочившую Крилл, мне немного полегчало. А когда голова коснулась подушки, снова стало страшно и одновременно ужасно неловко под взглядом нависшего надо мной адмирала.

— Закрой дверь, — не оборачиваясь, велел он Крилл, а после того, как требуемое было выполнено, добавил: — Сиди тихо.

Было в его голосе нечто такое пугающе-повелительное, из-за чего возражать ему ни у кого не хватило бы духу. Это же состояние отражалось и в холодных голубых глазах, медленно скользящих по моему лицу. А еще в них было беспокойство. Или беспокойство мне просто померещилось?

Закатав рукав своей рубашки, адмирал взял мою руку, и это прикосновение поразило подобно легкому разряду молнии. Сумятица в душе, все еще обитающей где-то в пятках, усилилась, как и биение сердца, неистово гоняющего кровь.

— Что вы делаете? — глухо спросила я не своим голосом.

— Вам было велено молчать. — Меня наградили тем самым взглядом, от которого язык снова прирос к нёбу.

Адмирал Рей провел указательным пальцем по моему запястью, точно рисуя невидимый символ, после чего обхватил его ладонью.

Я уже набралась смелости снова нарушить запрет и заговорить, как вдруг ощутила прохладу. С растерянностью и недоумением смотрела на свою руку, где мерцал голубой, едва заметный символ. Ладонь, как и вся рука адмирала, покрылась темно-синей чешуей, которая на ощупь была холодной и гладкой. Наши соприкасающиеся руки светились, и чем больше времени проходило, тем ярче горел знак. В меня вливалась приятная прохладная энергия, которая разливалась по всему телу, достигала сознания, обволакивала и успокаивала, придавая сил.

А я… я просто в это не верила. Это ведь сон? И эти глаза, ставшие совсем прозрачными, и чуть колышущиеся, точно от ветра, белоснежные волосы, и такая же белоснежная кожа. И невероятная мощь, которая может соперничать с самим Сумеречным морем, с самой Глубиной. Говорят, морские демоны — отнюдь не дети Поднебесья. И сейчас я была готова в это поверить. Потому что такую пугающе-волнующую красоту легенды приписывают именно глубинным. Опасная и обманчивая, но такая манящая своей невероятной безграничностью… И в то же время такая легкая и приятная сейчас. Точно воздушное перышко, невесомо касающееся моей души.

Времени в эти мгновения не было. Как не было Крилл, каюты, остальной команды и корабля. Только голубой свет и растаявшие ледяные глаза, от которых невозможно оторваться — только тонуть. А прохлада, уже добравшаяся до самого сердца, впиталась в него, тонкими искристыми ручейками побежала по венам и принесла неведомую ранее легкость. Как будто я сама стала тем самым перышком — воздушным, легким, но наполненным и прочным. Сильным.

Постепенно сияющий на моей руке знак исчез, осыпавшись мелкими, быстро погасшими искорками. Вместе с ним исчезла и моя мимолетная расслабленность, уступив место растерянности и снова дающей о себе знать неловкости.

Как только адмирал отпустил мою руку, я поспешно ее убрала, с трудом подавляя порыв зарыться под одеяло. Останавливало лишь то, что такое поведение будет смотреться по меньшей мере нелепо.

— Странно, — проговорил адмирал, наградив меня очередным долгим внимательным взглядом и без перехода спросил: — Почему вы решили прыгнуть за борт?

Вопрос был задан таким тоном, словно он сейчас спрашивал, почему я съела в обед не котлету, а отбивную.

Я открыла и закрыла рот, неожиданно осознав, что ответа не знаю. И вообще, что значит «прыгнуть за борт»? Я что, правда намеревалась это сделать?!