Шрифт:
Врачам и альпинистам хорошо известно, что человеческое сердце в разреженной атмосфере с содержанием кислорода 10 % (в два раза ниже нормы) начинает усиленно качать кровь по всему организму, что улучшает обмен веществ, повышает уровень гемоглобина в крови и нормализует мышечный тонус.
Однако только недавно один спортивный врач заметил, что человеку, особенно с повышенным весом, не надо лезть высоко в горы, а достаточно 3 недели подышать разреженным воздухом — и он может похудеть на 15 килограммов. Правда, за такую услугу надо заплатить около тысячи долларов, но большая сумма не останавливает толпы упитанных женщин, намеренных вернуть себе девичью талию практически без всяких усилий и голодных мучений. Главное — не наедаться перед сеансом дыхательной терапии.
Из интернет-новостей
Не знаю, керосин подействовал или горный воздух, но возвращалась я в Москву какая-то очищенная и одновременно опустошенная, как выпотрошенная рыба. По дороге я рассказала Володе про бабушку и черепах, про исчезновение Леонардо и охоту на Донателло. Он выслушал внимательно, но думал о чем-то своем. У него перед глазами уже стоял будущий фильм, и он гнал машину, чтобы скорее упасть на монтаж.
Но когда я расплакалась в мотеле, он долго и терпеливо утешал меня и говорил всякие правильные, вселяющие надежду слова. Например, он сказал, что бабушка обязательно даст о себе знать, не может она до конца оставить в неведении тех, кто ее любит. Даже если ее нет в живых, весточка рано или поздно до меня дойдет. Я стала рассуждать, что делала бабушка у Нино, откуда они были знакомы, с кем она была там и куда «они» уехали, но Брянский уже спал.
Вы будете смеяться, но в Москве все пошло точно так же, как в прошлый раз. Володька ушел с головой в новый проект, предупредив, чтоб я никуда не исчезала, потому что нужны будут еще студийные съемки. В качестве подружки, на которой собираются жениться, я могла исчезать сколько угодно.
Сашка учился с утра до вечера, но идею писать роман не оставил, хотя я надеялась, что рано или поздно она рассосется. Он требовал, чтобы я собрала диеты, на которые будут по очереди подсаживаться герои, путешествуя в пространстве и времени в поисках кода ДА-ЛИ.
Налетов на магазин больше не было. Алена и Нюша работали, как прежде. Мама казалась вполне успокоенной. Черепанов вроде бы перестал наносить ей свои странные визиты, и она встречалась с Владимиром Ильичом. Даже Зинка с тех пор не травилась новыми средствами. Короче, я могла спокойно заниматься своими делами.
Но дел было не так уж много. Я съездила в Подмосковье к еще одной мастерице, но ее куклы оказались слишком топорными и не подошли мне. Все остальное была рутина вроде монотонного внесения в компьютер нового товара. Я даже стала подумывать о том, чтобы всерьез написать роман, хотя идея соединить под одной обложкой несколько диет, введенных в художественное повествование, казалась мне довольно глупой и натянутой.
И тут позвонил Володя.
— Студийная съемка? — спросила я.
— Пока нет. Слушай, тут такое дело. Нам заказали рекламный фильм.
— Ты разве занимаешься рекламой? — удивилась я.
— Теперь занимаюсь. Ты права, Катя, не царское это дело. Но бабки хорошие, а у нас, извини, сейчас некоторый простой.
— Ну хорошо, а я при чем? — поинтересовалась я, надеясь услышать, что теперь он делится со мной всеми заботами и не мог не рассказать о новом заказе. Но Брянский озабоченно сказал:
— Ты мне там нужна как ведущая. Во всяком случае, я так вижу.
— Володь, когда ты меня оставишь в покое, чтоб я могла заниматься своими делами?!
Не стоило мне так говорить, но я обиделась. А продюсер Брянский спокойно ответил:
— Закончим новый проект, и я оставлю тебя в покое. С рекламой, я так понимаю, ты мне помочь не можешь. Эй, Катя! Ты где?.. Не молчи! Алло! Ну, что такое… Ты на работе? Я сейчас приеду.
Давно бы догадался, дурак.
Мы встретились в «Кофемании» на Никитской, пили капуччино, ели пирожные и вообще предавались разврату. Володька с момента своего чудесного превращения в заморской клинике все больше худел, все лучше выглядел и становился все самоувереннее. Впервые я заметила, что на него засматриваются девушки, начиная с официанток и кончая томными консерваторскими барышнями с соседних столиков.
— А мужиков, которые на тебя засматриваются, не замечаешь? — засмеялся Брянский.
— Не замечаю, — совершенно искренне ответила я.
— Еще бы, ты привыкла.
Еще бы, я привыкла. Только не надо думать, что я этим горжусь. Удачная внешность может спасти от лишнего штрафа за разворот в неположенном месте, но от других проблем — вряд ли. Скорее, наоборот.
Но Володя уже и про мужиков забыл, и про девушек. Он рассказывал идею своего проекта. Она наконец оформилась после нашей поездки в Абхазию.
Вещи, которые люди делают своими руками, отличаются от фабричных, конвейерных и так далее. Почему? Потому что человек в них вкладывает свою совесть. Ты думала, душу? Ну, это штамп. Кто-то действительно вкладывает душу, а кто-то нет. Но когда человек мастерит стол, или топор, или расписную ложку, он думает о том, к кому этот предмет попадет. И старается, чтобы этот человек вспомнил мастера не с досадой, а наоборот, с благодарностью. Иначе мастеру будет стыдно. Так было в старые времена, когда вещи не уходили дальше своей или соседней деревни. И не мог столяр изготовить плохой стол, иначе бы ему было совестно смотреть в глаза тем односельчанам, которые за этим столом сидели.