Шрифт:
Уходя, наш брадобрей задержался в дверях.
— Вы не передумаете? — глянул он на меня глазами бассета.
— Нет, — успокоил я его. — Договорились же.
— Не жалко? — спросил Данилкин, когда за цирюльником захлопнулась дверь. — Судя по всему дорогая вещь.
— Нет, Иван Иваныч, не жалко, — ответил я твердо. — Морду резать по утрам жальче. Курить идем?
— Давай после завтрака, — предложил капитан и все с ним согласились.
Артиллерист тоже курящий оказался. Со своим ''Казбеком''. Старший командир на высокой должностной категории. Паек не хухры-мухры.
Завтрак пролетел, как его и не было.
За ним перекур в туалете под новые армянские байки. Веселый мужик этот Анастас, хоть и имя носит женское.
Врачебный обход, на котором Арапетяна сразу же забрали на каталку и увезли в процедурную. А Ракову доктор пригрозил отлучить от массажа, если тот будет еще хулиганить. Правда, в чем заключалось хулиганство лейтенанта, нам не сообщили.
Мне же военврач первого ранга Богораз опять пообещал снять гипс…
Но не сняли. И даже про ЛФК забыли.
Доктор Туровский, отловив меня по дороге в курилку и отведя в сторонку, шепотом приказал готовиться к комиссии из Сербского, которая прибудет сразу после обеда. Ему уже отзвонились.
Коган объявился. Морда зеленая глаза оранжевые. Чем он там всю ночь занимался? Зато успел сменить свои щегольские галифе с хромачами на красноармейские шаровары и ботинки ''прощай молодость''.
— Зато теперь я могу все самостоятельно одной рукой одеть, — пояснил он смену имиджа всей палате.
Попросил помочь собрать ему шмотки, так как переселяется он от нас — выделили ему каморку два на три метра без окна в личное пользование ''для переночевать''. А рабочее место комиссар определил ему в ''предбаннике'' своего кабинета. Там же где и замполитрука сидит.
И отбыл, сделав нам ручкой.
На что Раков сменив репертуар, задорно распевал.
Летят по небу самолеты. Бомбовозы. Хотят засыпать нас землей А я парнишка лет семнадцать-двадцать-тридцать. То и более Лежу с оторванной ногой. Ко мне подходит санитарка. Звать Тамарка: Давай тебя перевяжу сикись-накись. Грязной тряпкой. И спать с собою положу…И пока до обеда никому до меня дела нет, слинял я потихоньку в госпитальную библиотеку — подшивки газет полистать. Вживаться в этот мир информационно. Разве хочешь — надо.
После обеда доктор Туровский лично проводил меня до кабинета, в котором заседала комиссия мозголомов из Сербского и напутствовал у дверей.
— Будь самим собой и все будет хорошо.
— Я постараюсь, Соломон Иосифович, — попытался сам его успокоить в свою очередь.
Хорошо ему говорить ''будь самим собой''. А кто я сам собой? Ага… Кто бы мне самому подсказал. Ладно, понимаю его так — быть Фрейдсоном. Ничего не помню, ничего не знаю, ничего не скажу, ничего не покажу… Идите все лесом, жуйте опилки.
Комиссия меня удивила тем, что явно состояла из неформалов, хотя ровно ее половина носила униформу. Синюю. Достаточно отметить, что все они сидели вокруг большого круглого стола, за который усадили и меня. Как равного.
Мерлины хреновы…
Меня представил Туровский, комиссия представилась сама.
— Профессор психиатрии Сигалов Семен Михайлович, — коротко поклонился не вставая. — Психолог-марксист. Ученик самого Залкинда.
Последняя фраза носителя ромбов в петлицах была сказана с особой гордостью.
— Кандидат медицинских наук Ципинюк Абрам Израилевич, — кивнул небрежно несколько вбок бритый обладатель кудрявой шевелюры ''а ля Мехлис''.
По званиям они не представились, хотя Сигалов в голубых петлицах синего френча носил по два ромба, а Ципинюк по три шпалы. Только эти ромбы-шпалы были не красной эмали как в армии, а синей.
— Доктор психологических наук, член-корреспондент Пешнёв Роман Аронович, — привстал слегка седой, коротко стриженый с бородкой ''а ля Троцкий'' и орденом Трудового красного знамени на широком лацкане серого цивильного пиджака из-под которого выглядывал вязаный галстук в горизонтальную полоску.
Последний же взял на себя труд представить даму. Молодую девушку в их компании фавнов в возрасте. Коротко стриженую сероглазую светлую шатенку с лицом Нефертити из соседнего двора, невысокую и стройную… до жалости. Про такую грудь говорят, что ''прыщики надо прижигать''.
— А это моя аспирантка из Ташкента Капитолина Подчуфарова. Сегодня она при нас исполняет функцию секретаря и ассистента. Мы с ней в данной комиссии фигуры приглашенные. Из Академии наук. Для объективности.
Девушка сделала мне глазки.