— От подозрений вы очищены, — сообщил мне прокурор радостную весть. — Ваши действия признаны правомерными. Вылет вашего самолёта мы задержали. Так что, полетите дальше проводить свой отпуск в Салехарде. Только вот бумаги нам подпишете, покормим вас обедом и свободны.

В отличие от милиционеров прокурор был сама любезность. Даже особистов с оформлением бумаг при мне подгонял по телефону. И машину дал добраться до аэродрома. Так, что подкатил я прямо к двери в салон самолёта как нарком на легковом темно-вишнёвом ''Студебеккере-Чемпионе''.

И вот лечу согласно литеру. Только в Салехарде будем также под вечер — темнеет тут рано. Севера.

Как бы опять в аналогичную передрягу не попасть. Мне же еще от Салехарда в Обдорск добираться. Но я заранее готов. Пистолеты вычищены. Запасные магазины снаряженные.

Народ в салоне весь был вида такого… партхозактив одним словом. Номенклатурные товарищи. Друг с другом не общаются и ко мне не пристают, хотя и косятся, учитывая мой выход со ''студебеккером''.

Моторы сильно гудят — слов не слышно. Все в шапках уши опустили и завязали под подбородком. А то совсем можно слуха лишиться. Так и долетели до конца, не хороводясь компанией. Без перекусов и пьянки.

Около барака с вышкой, представляющего собой местный аэропорт, стоял я и оглядывался, думал: у кого спросить, как мне попасть в Старый Обдорск. Попутчики мои все сразу разъехались на поджидающих их машинах и нарядных санках. Один даже на нартах, запряженных четверкой оленей, укатил.

— Алексей! Лёха, змей калёный! Да обернись ты. — Надрывался милиционер, стоя в санях, запряженных тройкой заиндевелых лохматых лошадей.

Не выдержав, милиционер соскочил с саней, подбежал ко мне и хлопнул своей лапой по плечу.

— Совсем зазнался, как стал в небе летать?

Передо мной стоял крупный мужчина лет двадцати пяти. Приятное широкое лицо с восточинкой в чертах. Чёрные глаза, не карие, а именно чёрные. Шрам у левой ноздри. Шапка-финка. Синяя шинель. На лазоревых петлицах по три синих шпалы. Ремни рыжие, как и кобура нагана. Серые валенки с чёрными галошами. Этот человек явно рад был меня видеть. А я его не знал или не помнил.

А мент лыбу щемит, чуть не подпрыгивая от радости.

— А мы тут тоже не лаптем щи хлебаем. Как видишь, я тоже уже капитан. Начальник транспортной милиции в Лабытнанги. Как ты сам, Лёха, рассказывай.

Мне как всегда, в таких случаях, стало жутко неудобно. Неловко.

— Простите, но я не Алексей. Меня зовут Ариэль. Капитан Ариэль Фрейдсон.

— Ты чё, Лёха? Контуженый, что ли? — оторопел капитан.

— Есть такое дело, — поясняю. — После клинической смерти я ничего не помню, что было до 1 января 1942 года. Такова вот моя хромая судьба. Вы мне не подскажете, как мне до Старого Обдорска добраться отсюда. Дом свой хочу найти.

— Долбиться в кружечку. Это тебя так война покорёжила? — сдвинул милиционер шапку на затылок.

Я кивнул. Развёл руками.

— Я тебя на своих санях довезу, — посерьезнел капитан. — Заодно к Засипаторовне на ночлег напрошусь. А то собрались мы в ночь через речку по зимнику переправиться — не самое умное решение. Заедем только в одно место, я знаю, где самогоном хорошим торгуют. Лучше казёнки гонят. Такую встречу не отметить грех. — Частил милицейский капитан. — Пошли. Я тебя в санях тулупом укрою, а то ты не по сезону к нам одетый — в сапогах и коже. Пижон.

На последнем слове капитан хмыкнул.

— А ты кто? — оторопел я на измене. Небось, еще одна банда промышляет тут по ''жирным бобрам'' из столиц.

— Я Ваня-хант, одноклассник твой. До седьмого класса мы вместе учились, а потом мои переехали в Лабытнанги и меня увезли из Обдорска. Не помнишь? А Лёшкой тебя вся школа звала, — голос его опускался тембром до низкого. Слова как бы разреженные стали.

— Извини, не помню. — Отвечаю. — Мать и то, боюсь, не узнать.

Капитан встрепенулся.

— Поехали. Поехали. Тётя Маша рада будет. И Лизка тоже.

— Кто такая тётя Маша? — Не понял я.

— Как кто? Мать твоя. Мария Засипаторовна Фрейдсон. А Лизка сеструха тебе.

Удивительно, но про сестру Фрейдсона я слышу первый раз.

— Поехали, — решился я. — Но сначала к матери, а за самогоном потом.

— Как скажешь. Ты — гость. — Согласился капитан.

Санями правил сержант милиции — два кубаря в петлицах и сосульки в усах. На шинель у него накинут огромный бараний тулуп.

Такой же выдали и мне, закутали в него как младенца.