— Так вас можно с майором поздравить? — Завьялова всё замечает.

— Почти, — отвечаю. — С батальонным комиссаром. Но шпал столько же.

— Опять у нас будет три майора в полку.

— Кто такие?

— Первый — командир. Второй — инженер, у него тоже две шпалы. Был еще штурман полка — майор. Только его сбили две недели назад за Доном. Он с командиром еще в Гражданском флоте летал до войны. В Киеве. Говорят, что возили они по небу товарища Хрущёва в Москву и обратно, когда тот был первым секретарем на Украине.

Ага… Вот откуда такая трепетная ''любовь'' у Никиты Сергеевича к нашему полку. Запомним.

— Как тебя зовут? Меня Ариэль, сокращенно — Ари. Арик.

— Лариса. Сокращённо Лара.

— Всё-то ты знаешь, Лариса, — улыбаюсь.

— Чтобы связь и не знала, товарищ комиссар? Обижаете, — улыбается красиво.

— Вот потому-то тебя и в Сталинград не пустили, что много знаешь. Нельзя тебе в плен попадать. — Качаю головой.

Смеёмся втроём. Вместе с нами хихикает официантка, принесшая Завьяловой компот.

Потом официантка подсаживается ко мне на лавку с другой стороны, берёт красную звезду и пришивает ее мне на рукав. Прямо на мне. Пришлось пока самому рукоделие прекратить.

— А я Ксения Лопухина из Камышина, — представляется, не отрываясь от шитья. — Кратко Ксюша.

— Приятно познакомиться, девушка. Постепенно я со всем полком перезнакомлюсь. Всех буду знать.

— Так вы нам расскажите: за что геройскую звезду получили? — это уже Ксения любопытствует. — Чтобы мы перед другими полками гордились. Не у каждого комиссар — герой.

Рассказываю девчатам про ночной таран Фрейдсона в небе Москвы. Даже про беспарашютный прыжок в Крылатском. Они потом по всему полку разнесут. Не придется мне всем подряд объяснять отдельно. Заодно без перерыва рассказываю им про победу Красной армии в битве под Москвой. Надо личный состав настраивать на позитивный лад. На победу.

— И вот когда стало совсем горячо, и немцы попёрли по десятку на каждого бойца, — продолжаю повествование, — встал политрук Клочков и сказал: ''Велика Россия, а отступать некуда: позади Москва!''. Взял связку гранат и бросился под фашистский танк.

Смотрю, а вся кухня и все официантки стоят в столовой и слушают, открыв рот. Господи, да это же в газете печатали… Неужели не читали? От удивления замолчал.

— А дальше что, товарищ комиссар, было?

Продолжаю рассказывать. Конечно, так красиво, как у Когана, у меня не получается. Но слушают меня внимательно. Можно сказать, каждое слово ловят.

— Подвиг двадцати восьми панфиловцев у разъезда Дубосеково, одиннадцати сапёров из Панфиловский же дивизии у села Строково, и других, неизвестных нам героев дали командованию сутки. Эти небольшие группы бойцов на целые сутки задержали всю немецкую армию. Целые сутки на фронте иногда года стоят. За эти сутки пришли эшелоны с Дальнего востока с подкреплениями. Встали насмерть. И выдохлись немцы, сорока километров не дойдя до столицы. Остановились на отдых, на обогрев. А пятого декабря Красная армия перешла в контрнаступление и погнала фашистов аж до Ржева. Сейчас там — на Ржевском выступе — страшный бой идет. Как у нас на правом берегу. И в Воронеже бойцы Красной армии бьются насмерть. Потому, что вопрос стоит только так и никак иначе: или мы их одолеем, или они нас. У врага пока больше самолётов, больше танков, но дух наш, дух советских людей, всё равно, сильнее будет. Мы знаем, за что мы бьемся! Они хотят земли и рабов. Нашей земли и рабов из наших людей. Мы хотим свободной и мирной жизни для себя и наших детей. Мы не для того скидывали со своей шеи своих помещиков и капиталистов, чтобы сажать на нее чужих.

Про неудачи Крымского фронта говорить не стал. Мехлиса разжаловали до корпусных комиссаров и отправили членом военного совета на фронт, в какую-то армию. Так, что мой браунинг уже ни для кого не страшилка.

— Товарищ комиссар, а нам рассказывали, что немцы под Москвой просто вымерзли, потому мы их там и победили, — полная повариха, лет сорока, в глаза мне смотрит в упор. Ждёт, как я выкручиваться буду.

— Ты зимой мерзнешь? — специально перешел на ''ты''.

— А как же? — даже плечами пожала от моего ''дурацкого'' вопроса.

— Вот и наши бойцы мерзнут. Точно так же, как и немцы. Я тогда в госпитале лежал в Москве. Так вот… помороженных бойцов везли и везли каждый день. Наших бойцов. Весь госпиталь мазями и гноем провонял. Так, что и немцы, и красноармейцы были в одинаковом положении у Природы. Просто нашим людям некуда было уже отступать. Также, как сейчас в Сталинграде.

Ксения встряхнула мою запасную гимнастёрку с новыми знаками различия.

— Переодевайтесь, товарищ комиссар. И рассказывайте. Я пока другую вашу гимнастёрку подошью.

А я завёлся.

— Я вам так, бабоньки, скажу: если бы ''генерал Мороз'' воевал на нашей стороне, то я бы его расстрелял за вредительство, — принюхался и спросил. — Ужин не подгорит?

— Мы следим, не беспокойтесь, — уверили меня.

— Наши возвращаются! — воскликнула Завьялова.

Бросив пестик в миску, и вглядываясь в закатное небо из-под ладони, она от нетерпения подпрыгивала.

— Все по местам, — командует толстая повариха. — Извините, товарищ комиссар. Вы нам потом всё дораскажете. Нам наших героев сейчас кормить надо.