Шрифт:
– По-моему, он не расслышал, Ральф, – сказал Том.
Они нырнули, залегли среди скал, поросших кустарником.
Коса высекала искры из валунов.
Самайн испустил такой вопль, что лавина камней обрушилась с ближайшего холма.
– Уй-ю-юй! – сказал Ральф, скорчившись, согнувшись в три погибели, свернувшись в клубок – колени к груди, глаза крепко зажмурены. – Если вздумаешь грешить – только не в Англии!
И, как последний заряд дождя, ливень, лавина бьющихся в истерике душ, превращенных в мокриц, обращенных в клопов, в пауков-сенокосцев, в блох, в жуков-могильщиков, расползлась по телу, затопила мальчишек.
– Эй! Гляди! Вон пес!
Одичалый пес, обезумев от страха, опрометью мчался вверх по скале.
Но его мордочка, его глаза – что-то такое у него в глазах…
– Неужели это?..
– Пифкин? – подхватили все.
– Пиф! – закричал Том. – Ты здесь назначил встречу? Ты…
Но – ууух! – свистнула коса.
Визжа от ужаса, песик перекувырнулся через голову и кубарем скатился в траву.
– Держись, Пифкин! Мы тебя узнали, мы видим тебя! Да не бойся ты!.. Не убегай… – Том свистнул.
Но песик, скуля и жалуясь испуганным, родным, знакомым голосом славного Пифкина, умчался и пропал.
Но что это? Эхо его жалобного тявканья донеслось с далеких холмов:
– Спаси-и-ите! Ищи-и-и-ите… Ищите. Ищите! Ищи-и-и-и-те…
«Где? – подумал Том. – Негодники Божии, где?»
Глава 13
Самайн поднял косу, играя своей силой. Он рассмеялся, довольный собой, плюнул огненной слюной на свои загрубелые ладони, покрепче ухватился за рукоятку косы, широко размахнулся и – замер…
Где-то вдали послышалось пение.
Ближе к вершине холма, в небольшой рощице, мерцал слабый огонек костра.
Там собрались люди, как тени; поднимая руки, они пели песню. Самайн прислушался; коса, как застывшая улыбка великана, неподвижно висела в воздухе.
О Самайн, Бог Мертвых! Выслушай нас! Мы, Великие жрецы друидов, здесь, В этой роще деревьев, великанов Дубов, Молим тебя за души умерших!Там, вдалеке, эти неведомые люди у горящего костра размахивали блестящими ножами, поднимали кверху кошек, коз, распевая:
Мы молим тебя за души тех, Кто превращен в бессловесных тварей. О Бог Мертвецов, мы приносим тебе В жертву вот этих животных, Чтобы ты освободил Души наших родных и друзей, Умерших в этом году!Ножи сверкали.
Самайн улыбнулся во весь рот. Жертвенные животные закричали.
Повсюду, под ногами у мальчишек, в траве, среди камней, везде – плененные души, сгинувшие в пауках, заточенные в тараканах, заброшенные в блохах, мокрицах и сороконожках, разевали немые рты и беззвучно взывали, корчась и извиваясь.
– Освободи! Не погуби! – молились друиды на склоне холма.
Костер жарко разгорелся.
Ветер с моря завыл над долинами, пронесся среди скал, коснулся пауков, покатил свернувшихся мокриц, опрокинул тараканов. Крохотные пауки, насекомые, мелкие-премелкие собачки и коровки пухом понеслись прочь, как хлопья снега. Маленькие души, узницы, заключенные в тельца насекомых, рассеялись.
Освобожденные, они с шепотом и щебетом полетели ввысь, словно к куполу, рождающему гулкое эхо.
– В небеса! – воскликнули друидские жрецы. – Вы свободны! Летите!
И они улетели. Они скрылись в воздухе, слитно вздохнув, с невыразимой благодарностью и облегчением.
Самайн, Бог Мертвых, пожал плечами и отпустил их с миром.
Но вот так же внезапно – он весь застыл в напряжении.
Точно так же замерли мальчишки и мистер Смерч, притаившиеся в скалах.
По долине, по склону холма беглым шагом наступала армия римских солдат. Предводитель бежал впереди всех, крича:
– Солдаты Рима! Истребляйте дикарей! Низвергайте нечистых богов! Так приказал Светоний!
– За Светония!
Самайн, в небесах, замахнулся своей косой, но поздно!
Солдаты вонзили мечи и топоры в стволы священных дубов друидов.
Самайн взревел от боли, как будто топоры подрубили ему колени. Священные деревья стонали, их ветви со свистом рассекали воздух, стволы с предсмертным стоном и грохотом валились наземь.
Самайна там, наверху, била дрожь.
Жрецы-друиды, спасавшиеся бегством, остановились, объятые дрожью.