«Ничего вы не понимаете».

— Идите к чёрту, — в сердцах выплюнул он и с силой захлопнул дверь. Домоуправительница прокричала ему в ответ что-то ещё и несколько раз ударила в дверь кулаком, но Стинг уже не слышал её. Только сейчас он понял, что отупляющая головная боль никуда не делась. Его сон был продолжительным, но тревожным и неспокойным, из-за чего он чувствовал себя ещё более разбитым, чем прежде.

Стинг ведь был далеко не глупым и отлично понимал, что подобными действиями всё больше загонял себя в угол. С тех пор, как умерла Люси, стены этого дома действовали на него угнетающе, и он старался проводить здесь как можно меньше времени, сутками пропадая на работе. Спать на совместно купленном диване, пить чай из её любимого сервиза — да просто находиться здесь, дышать, существовать и жить, в то время как она уже никогда не сможет сделать ничего из тех вещей, которые раньше казались такими обыденными и не придавались значению, было невыносимо.

Первая его попытка съехать отсюда состоялась уже спустя неделю. На съёмную квартиру он перебрался с абсолютно пустыми руками — не хотел брать хоть что-то, тянущее за собой шлейф болезненных — почти физически — воспоминаний. А уже спустя сутки прямо посреди ночи с остервенением ломился в дом хозяйки квартиры, умоляя его вселить его обратно. Кажется, всполошённые соседи тогда вызвали наряд полиции, но разъярённый Стинг за собственным страхом тогда не помнил ничего абсолютно. Он действительно боялся, что в их квартире уже мог жить кто-то другой.

Подобное повторялось ещё несколько раз, и в итоге домоуправительница отбросила даже мысль о том, чтобы сдавать эту квартиру кому-то ещё — всё равно уже заранее знала, что непутёвый квартирант вернётся обратно. Соседи смотрели вслед с плохо скрываемым сочувствием, а Стинг от этого лишь бесился вдвое больше обычного — он не нуждался в жалости, ведь это — удел слабых, а слабым он себя никогда не считал. Просто в какой-то момент всё пошло не так, как должно было: дышать стало немного труднее, словно грудь придавили могильной плитой, поводов для радости — меньше, а жить стало не для чего. Он просто возвращался в безмолвие холодной квартиры и с каждой проведённой здесь минутой все яснее осознавал, насколько пуста и бессмысленна его жизнь. Всё его естество ежеминутно проходило все круги Ада, и он не видел в этом ничего противоестественного — он должен был хоть как-то искупить свою вину, он должен был страдать и совершенно не представлял, что однажды всё может сложиться для него по-другому.

Стинг давно бы уже покинул эти проклятые стены, но каждый раз что-то незримо тянуло его обратно. Он чувствовал — Люси всё ещё жила здесь, переживала вместе с ним все жизненные тяготы, ждала его возвращения и любила так же бескорыстно и искренне, как и при жизни. С каждым предметом здесь для него было связано слишком многое: этот фикус им подарила на новоселье соседка, хотя и знала, что они совершенно не умеют за ним ухаживать; на полке стояли её любимые книги, погребённые под толстым слоем пыли, на столе лежал недописанный роман, конец которого теперь никто никогда не узнает, а в самом углу гостиной за спинкой дивана была нацарапана их клятва любить друг друга всегда, хотя багровая от возмущения девушка долго уговаривала его не делать этого. Имел ли он хоть какое-то право после всего того, что их связывало, двигаться дальше один, без неё? Это было как минимум несправедливо, обидно и подло. Почему это должно было приключиться именно с ними?

Разве в мире существовало хоть что-то, чем он мог заслужить подобное?..

Стинг распахнул дверные створки и неверной поступью вышел на балкон. Рука на автомате потянулась к заднему карману джинс за пачкой сигарет, но парень одёрнул себя и просто уселся на пол, опираясь спиной о холодную шероховатую поверхность стены и закидывая голову вверх. Нос заливал приторно-сладкий аромат недавно распустившихся цветов, и лёгкий тёплый ветер кружил в воздухе первые опавшие лепестки сакуры. Люси не стало приблизительно в это же время. Подумать только, прошёл уже целый год, а для него не изменилось ничего совершенно — всё, что у него было, Стинг утратил ещё тогда, а все остальные потери и приобретения по сравнению с этим были слишком незначительными и жалкими. Просто Люси погибла в один погожий весенний день, а вместе с ней навеки умерло и их совместное будущее. Угасло и прошлое, продолжающее существовать только в его памяти, — интересно, какой срок уготован ему? Всего через пару дней ему придётся съехать отсюда, и тогда под обломками исчезнет абсолютно всё — и те поспешно нацарапанные слова клятвы за диваном в том числе, которые уже давно утратили свой смысл.

— Ведь ничего страшного, если я ещё поживу пока, Люси? — беззвучно произнёс он, и притаившийся было ветер резким порывом подхватил его шёпот и унёс куда-то вдаль. Что-то бережно коснулось его плеча, и Стинг почему-то был твёрдо уверен, что это была она. Под веками неожиданно ярко вспыхнул её образ, мягкие очертания лица и нежный, глубокий взгляд.

«Ведь пока я жив, наше прошлое не угаснет, а лишь приобретёт другие очертания».

Ветер лишь ласково усмехнулся и потрепал его волосы, взмывая куда-то вверх и унося с собой все тревоги. На душе вдруг стало неожиданно спокойно — ни обиды, ни горечи, ни боли. Только убивающая своей лёгкостью пустота, но Стинг почему-то был твердо уверен, что именно она и служила тем самым ответом, который он хотел услышать.