У него какое-то сверхъестественное чутье, куда уколоть в нужный момент. А может, дело в том, что я — одна сплошная мишень для чужих стрел.

От негодования я не сразу нашла нужные слова. Сначала запнулась и долго молчала, как будто он прав.

— Мое детство вас не касается. И не отменяет того факта, что вы трус, который не рискует повторить обвинение в суде, чтобы не пришлось отвечать.

Он не обиделся, даже наоборот, как будто обрадовался:

— Нет, я не трус. Я разумный человек, у которого нет доказательств. Только немного фактов и много неудобных вопросов. Я двадцать лет ждал этого момента. С того дня, как бедный Генри привез из поездки на воды актриску в тягости и представил своей женой. И почему никто не умеет считать, кукушонок Элисон? Вы вправду верите, что родились недоношенной? И, конечно, совершенно случайно не похожей на вашего отца. Как удобно.

Иногда думаю: сколь велика заслуга дяди в том, что папа стал таким, каким стал? Как долго этот человек расточал яд своих речей, отравляя доверие в нашей семье? И сколь велика вина папы, что он слушал брата там, где должен был приказать ему замолчать?

Я вернулась в свою комнату. Уже не свою. Конечно, мы направим апелляцию королю. Будем бороться. Но чем все кончится, ясно даже мне.

— Терри.

Молчание. Кольцо осталось в Рондомионе, у башни мага. Так и не успела забрать до суда. Маменька запретила из-за побега выходить даже из комнаты.

— Терри, как ты мне сейчас нужен!

Терранса рядом не было, и я пошла к Саймону.

Брат сидел на кровати. Сгорбленный, растерянный, как-то резко повзрослевший. У него такие нескладные длинные руки с крупными ладонями. И рыжее золото волос, совсем как у меня. Как когда-то были у мамы.

— Саймон, ты ведь не веришь, что бред, который наговорил дядя, — правда?

Он поднял голову:

— Конечно нет, Элисон. Он тебя нарочно злит.

— Спасибо, — я села рядом, обняла его, уткнулась в плечо. — И что теперь с нами будет?

— Не знаю. Наверное, мне надо найти работу. Поеду в Рондомион. Может, получится устроиться на военную или государственную службу. Хорошо, что ты вытащила меня от ши, сестренка. Не знаю, как бы вы тут без меня.

— Ох… — я так растрогалась, что заплакала. У меня глаза на мокром месте, плачу от любой ерунды. Обняла братика, прижалась к нему крепко-крепко. Какой же он все-таки худющий! Одни кости! — Саймон, поклянись! Если тебе покажется, что я, мама или сестры тебя пилим или ноем… скажи мне об этом немедленно. И я тогда… ух, что я тогда устрою!

Он тихонько засмеялся, а потом сказал с тоской:

— Если бы папа оставил завещание…

И тут на меня накатило…

— Последняя подпись — вот здесь, граф. Вы уверены, что не хотите оформить бумаги по стандартной процедуре?

— Нет. Спрячьте его! Видят боги, я люблю своих детей. Даже Элисон, хотя, кажется, Грегори прав и она — кукушонок. Не знаю, за что они меня так ненавидят. Я был хорошим отцом, Томас. Я не заслужил этого!

— Конечно, граф.

— И я останусь хорошим отцом. Выполню свой долг перед семьей. Спрячьте его, Томас! Хорошо спрячьте и не доставайте, пока не услышите о моей смерти!

— Хорошо, граф.

— Куда? Куда вы его кладете? Разве это надежный тайник?

— Это шкатулка-головоломка. Ее невозможно открыть, если не знать ключа. В ней я храню самые ценные бумаги.

— Ее слишком легко украсть!

— Не волнуйтесь, шкатулка хранится в тайнике в моем кабинете. О его существовании и тем более расположении не знает никто, кроме меня. И теперь вас.

— Я не доверяю вам, Томас. Никому нельзя доверять. Видят боги, у меня просто нет выбора. Поклянитесь, что выполните наш уговор!

— Клянусь.

— Я часто был скверным человеком, Бакерсон, и конец мой близок. Но я не уйду, не наведя порядок в делах. Страшись: если ты солгал, мой дух будет преследовать тебя, пока не утащит в ад.

Мои приступы падучей совсем непохожи на обычные. И не только потому, что сопровождаются галлюцинациями.

Пока мое тело безжизненно лежит или корчится в судороге, а губы шепчут бессвязный бред, душа полностью отдана во власть фантомов.

Они правдивы и жестоки. Никогда не бывают бессмысленны, хоть зачастую отвратительны и сложны для толкований. Я не знаю, благодать это или кара. Возможно, любой дар в чем-то проклятье.

В этот раз видение было на удивление четким и ясным. Не оставляющим места сомнениям или иным толкованиям.