Комнаты были пусты. На Изнанке меньше вещей, чем в моем мире. Здания почти всегда имеют двойника по ту сторону реальности. Еще деревья. А рукотворные вещи — редко. Люди и животные — никогда. Я пока не поняла, отчего так. Спрашивала у спутников, но фэйри только плечами пожали. Им это не важно.

Рэндольф поднялся по лестнице. Тихо бросил сверху «Чисто», и я поднялась следом.

— Какая комната, Элли?

— Я не знаю.

В этот раз Терри фыркал совершенно напрасно. Бакерсон не приглашал меня в свои покои. Да я бы и не пошла, если б пригласил.

— Ну что, перебудим весь дом? Давай, Элли. Переноси нас.

— Погоди, — Рэндольф втянул воздух. Прислушался. Заглянул по очереди в каждую из дверей.

— Что ты хочешь найти, умник-молчун?

Вместо ответа на подколку воин нырнул в одно из помещений. Вернулся и кивнул:

— Здесь.

— Ты уверен, что… — начал Терри, но мне надоело, что они все время спорят. Мой кролик в камзоле завел свои часы и в два прыжка пересек порог комнаты, открывая путь к привычной реальности.

Здесь было темно. Умница-Терри не зря настоял, чтобы я захватила лампу. В ее свете стало ясно: фэйри не ошибся, мы действительно попали в комнату Бакерсона. Сам хозяин сейчас спал. Его круглое лицо в окружении перин и одеял было безмятежным и счастливым. Так спит человек с абсолютно чистой совестью. Наверное, ему снился хороший сон.

Мне не было стыдно его будить.

— Вставайте, Бакерсон. Время отвечать за свои преступления, — надеялась, это прозвучит внушительно, но, судя по сдавленным смешкам Терри, получилось глупо.

Стряпчий разлепил мутные спросонья глаза. Посмотрел на меня. Потом на Рэндольфа. Перевел взгляд на лезвие меча, у своего горла. Глаза его расширились, мужчина открыл рот…

— Не надо, — негромко, но очень убедительно сказал фэйри. Клинок теснее прижался к коже.

Стряпчий не крикнул. Только всхлипнул и обмяк.

— Я вижу, вы не ожидали, что у безумной Элисон Майтлтон найдется что-то посерьезнее слов. И все же я здесь, чтобы снова говорить с вами про завещание отца.

— Элли, хватит пафоса. Просто спроси, где шкатулка.

— Ва-а-а! — Бакерсон перевел взгляд на Терри и стал совсем белым, в цвет своего ночного колпака.

— Вы солгали насчет завещания, не так ли? Вы были тайным душеприказчиком отца.

— Я не… — он покосился на меч, сглотнул, — не сказал всей правды.

— Вы солгали!

— Да, я солгал, — голос скакнул вверх, и в нем прорезались плаксивые интонации.

— Что же, у вас есть шанс исправить это злодеяние. Отдайте мне завещание и засвидетельствуйте в суде волю отца. Видят боги, я не прошу от вас многого. Просто сделайте свою работу.

У него затряслись губы:

— Я не могу. — Он хотел рассыпаться в каких-то невнятных оправданиях, но Рэндольф не дал ему продолжить. Он умело извлек стряпчего из постели. Даже не сказал ни единого слова, просто взял за шкирку и направил мечом, куда надо было. Я любовалась этой сценой с мстительной радостью, которую отнюдь не подобает испытывать леди из хорошей семьи.

Когда они стояли рядом, фэйри Бакерсону едва до плеча доставал, но если бы меня спросили, кто из этих двоих — настоящий мужчина, я и секунды не сомневалась бы в ответе. И дело не только в пузике, угадывавшемся под ночной рубашкой стряпчего.

— Вы уверены в своем ответе?

Фэйри убрал лезвие клинка от горла и подтолкнул пленника: говори, мол. И тот торопливо забормотал, захлебываясь в словах:

— Я не могу! Погодите! Пожалуйста, выслушайте! Видят боги, я не могу не оттого, что не хочу, мисс Майтлтон! Я действительно всей душой сочувствую вашей семье и как никто другой желал бы выполнить свой долг, — он выплевывал фразы, а сам поминутно оглядывался назад, на Рэндольфа, застывшего бесстрастной статуей.

Я устала от словоблудия и тоже отвлеклась на Рэндольфа. Он был такой… такой… Хоть картину пиши. Один меч в руке, второй за спиной, в ножнах. Простой кожаный доспех, две косы спускаются по вискам. Обманчиво спокойный, даже расслабленный, только удивительные янтарные глаза неотрывно следят за пленником.

— …И поскольку шкатулки у меня нет, нет и завещания. И я не могу этого сделать. Даже если я выступлю в суде, адвокаты вашего дяди порвут меня, как волки косулю. Войдите в мое положение, мисс Майтлтон! Погубив меня, вы не спасете собственную семью. Да, признаю, я поступил некрасиво, солгав вам. Но у меня не было выбора. Пожалуйста, прикажите вашему ужасному слуге отпустить меня.

— Рэндольф не слуга, — возмутилась я. Снова посмотрела на него — вдруг обиделся на такое неуважение.

Ничего подобного. Фэйри стоял, как будто мы не про него говорили, а погоду обсуждали. И я с досадой поняла, что прослушала самое важное.