Шрифт:
– Ты решила, что это я виноват в твоих бедах, и обиделась на меня?
– Не знаю... Наверное...
– Хитрая лиса, попробуй-ка разобраться в ее мутной душонке. Ведь ни одному слову, жесту, взгляду нельзя верить. И я знаю это совершенно точно, и что? Если ей понадобиться, она обманет меня как ребенка, и ничего с этим не сделаешь. Ну и хрен с ним.
Я помог ей встать со стула, и неожиданно для себя предложил:
– Отнеси меня наверх!
– Отнести тебя?
– Ну да. Ты же сильная. Давай!
Поппея звонко рассмеялась, и легко подхватив меня на руки, прошла через холл, взбежала по лестнице, даже не запыхавшись, и внесла в ставшую моей спальню.
– Я совсем не любила Минация, он был мне противен! Если бы ты знал, как я смотрела на него, когда он не мог меня видеть!
– Могу себе представить. Легко.
– И ты зря ревнуешь меня. Он любил меня, я говорила, но ничего не мог, как мужчина.
– Поппея игриво посмотрела на меня, приподнявшись на локте.
– Конечно. Представляю, что ты будешь говорить обо мне.
– Ты самый лучший! Мне ни с кем не было так хорошо, как с тобой, ты же видел!
Я о себе самого высокого мнения, как, наверное, большинство, но тут я расхохотался. Я не верил ни одному ее слову, но как же приятно слышать это, даже заранее зная, что она врет.
– Ты зря смееш ь ся , - решила слегка обидеться Поппея, - и про Минация это правда. Он отвозил меня в город, и отдавал своим знакомым солдатам, а сам при этом занимался рукоблудием.
– А эти солдаты тоже ничего не могли...
– Да! Едва они притрагивались ко мне, как их руки покрывались волдырями, как от ожогов! Это святой боже берег меня в чистоте для тебя!
Когда через пару часов я, оставив Поппею отдыхать наверху, спустился по лестнице, в холле меня ждал Луций.
– А, идешь! Хорошо, там как раз бургунды.
– Опять бургунды!
– По вечно безмятежному лицу Луция нельзя было понять, насколько плохи новости.
– Всего несколько человек, наверное, поговорить. Посмотри сам.
Мы вышли на крыльцо, где в полном составе собралась наша похоронная команда. Беженцев не было видно, они уже разошлись назад по деревням. На дороге, не приближаясь к мосту, стояли трое всадников и телега, запряженная парой лошадей. Один из всадников что-то рассказывал остальным, показывая руками на мост.
– Из недобитых, что утром приходили. Про чудеса рассказывает.
– Прокомментировал Крат. Он держал на плече тяжелую секиру, конфискованную у убитых гоблинов.
Потом другой всадник подъехал к кустам на берегу реки, срубил большую зеленую ветку, вернулся к мосту, спешился, и, размахивая веткой над головой, пошел по мосту в сторону усадьбы.
– Закопали трупы?
– Спросил я Порция.
– Не успели, только покидали в яму, тут эти подъехали. Уедут, тогда зароем.
Крат счел нужным прокомментировать:
– Видел бы ты, как они плотно лежали. Мы едва смогли растащить их, о собенно те х , что на мосту. Никогда бы не подумал, что люди могут умереть, просто навалившись друг на друга. Щиты, мечи, или топоры, попавшие между ними, вдавились в тела так, что переломали кости, тех, что попали с краю, прижали насмерть к перилам моста, будь эти перила чуть слабее, они бы точно сломались, и все бы свалились в воду. И это было бы для них лучше, чем погибнуть такой страшной смертью в этой ужасной давке на мосту.
Да, я и сам понимал, что если в кучах по концам моста люди погибли от поражения током, то в свалке на мосту гоблины подавили друг друга. Я читал о таких случаях гибели людей в давках, особенно на стадионах . И крупные твердые вещи в толпе, как правильно заметил Крат, были дополнительным поражающим фактором. А перила, они устояли только потому, что основное давление было вдоль моста, а не поперек.
– Сколько погибших, не считали ?