– Сколько?
– Задал он тот же вопрос работорговцу, показывая теперь уже на меня.

– Один солид, патриций!
– Отвлекся тот на миг от пересчета денег.

– Дорого!
– Недовольно бросил достойный муж под хохот св оих прихлебателей , вызвав злорадную усмешку новоприобретенной наложницы.

Однако чувством юмора был не обижен и торгаш.

– Один солид с меня , патриций!
– на радостях спихнул залежалый товар счастливый продавец, расхохотавшись в свою очередь, олигарх отправи лся дальше по рынку, а Поппею и меня отвели к повозке в соседнем переулке и пове зли в хозяйское имение. По прибытии на место ее от прави ли в господский дом, а меня закрыли в покосившемся дощатом пристрое к хлеву, в котором на соломенной подстилке ночевали рабы.

На следующее утро нас - меня и девять моих собратьев по облагораживающему труду - отправили на лесоповал. На усадьбе совсем недавно был пожар, как выяснилось позже результат набега соседних, менее цивилизованных гоблинов. Даже господский дом был временно покрыт соломой, а хозяйственные постройки частью выгорели полностью. Для ремонта и восстановления был нужен материал, и в километре от усадьбы наша бригада, вооруженная пилами и топорами, валила деревья и разделывала их на столбы . Меня в первый день определили сучкорубом, и я, помня о работе, которая не может убежать в лес, мерно размахивал топором, нас аженным на нелепую прямую палку, моментально ссадившую мне кожу на ладонях. Отделяя сучья и вершинки от стволов, я время от времени оглядывался на единственного надсмотрщика , не имевшего другого инструмента, кроме плети. Вызывало удивление, почему десять здоровых мужиков с топорами не спешат избавиться от этой сомнительной преграды к свободе, и разбежаться , куда душа пожелает.

Чуть позже я понял, что надсмотрщик был скорее бригадиром, организующим нашу работу, а кроме меня в бригаде рабов было только трое, остальные наши коллеги были крестьянами из соседней деревеньки, пашущими за долю в урожае господскую землю, и присоединившимися к нам в поисках дополнительного заработка. Вся эта мутная социальная организация ускользала от моего понимания , тем более, что несмотря на все усилия, для овладения языком времени прошло мало. Впрочем, кроме этого самого владения языком меня мало что интересовало.

Все мысли в этот день у меня были о Поппее . Как получилось, что она попала в такую переделку, сумеет ли она, находясь ближе к хозяину - когда я вспоминал об этой близости, меня начинало трясти - помочь мне, или сама нуждается в помощи, гадать можно было бесконечно. В любом случае надо было н аучиться объясняться с местным населением, и я старательно вслушивался во все окружающие разговоры, пыт аясь, по возможности, понять и запомнить все, до чего мог дотянуться слух, при случае переспрашивая и уточняя слова и выражения, и непрерывно повторяя их про себя.

Неделю спустя меня оставили в усадьбе, и поставили в паре с мрачным типом крутить тяжкий мельничный жернов. Новая работа оказалась не только гораздо тяжелее предыдущей, но и просто отупляла меня монотонностью и нудностью. Походив два часа по кругу, изо всех сил наваливаясь на толстую палку, прикрепленную к жернову, я твердо решил бежать как можно быстрее. Тут наше вечное вращение по мельничной орбите остановил управляющий Порций , и повел меня в господский дом.

В кабинете, куда меня привели, кроме хозяина , Минац ия Септимия и его секретаря Луция был еще черноволосый мужик с ку черявыми бородой и волосами , держащийся весьма уверенно и свободно . Он с любопытством посмотрел на меня, и произнес несколько длинных фраз на непонятном языке. Я молча уставился на него, ожидая продолжения.

– Он ничего не понимает по-гречески, и едва знает латынь. С чего ты взял, что он фракиец?
– Несколько ехидно поинтересовался секретарь Минац ия у кучерявого. Я не стал дожидаться развития их спора, решив воспользоваться редкой возможностью обратиться лично к высокому начальству.

– Позвольте сообщить вам, господин, что я могу делать папирус из сучьев и веток.

Минаций Септимий нахмурился, очевидно , соображая, следует ли считать мое заявление нарушением субординации и наглостью, или нет.

– Зачем же делать папирус из сучьев, папирус делают из папируса!
– С помпой заявил кучерявый, и Луций поспешил срезать его с тем же ехидством:

– Затем, что из сучьев он будет гораздо дешевле.

Минаций сделал нетерпеливый жест, и управляющий поспешно подтолкнул меня к двери, и , проведя через холл, или как там он у них назывался, оставил в библиотеке. Настроение у меня испортилось, попытка устроить себе теплое местечко провалилась, и сейчас меня опять отправят крутить проклятый жернов, да еще и огребу люлей, не зря же оставили здесь дожидаться непонятно чего. Потом в холле послышались голоса, видимо, кучерявого гостя провожали на выход, а затем дверь в библиотеку распахнулась, и Минаций с порога грозно спросил: