Генерал-лейтенант Криденер обрадовался было известию о том, что Никопольская крепость передаётся союзникам. Теперь он мог вернуть в свой 9-й корпус пехотный Костромской полк с батареей. Однако оказалось, что этого сделать было нельзя.

Князь Карл приказал своим генералам не принимать крепость и город Никополь назначенному туда коменданту. Ему предписывалось «ведать только городской набережной и переправочными средствами через Дунай».

Вырисовывалась довольно интересная картина. Все переправочные средства находились у румын. А вся ответственность за оборону города и крепости Никополь лежала на русском коменданте. Столыпин доложил телеграфом о такой ситуации великому князю Николаю Николаевичу-Старшему:

— Прошу не забирать у меня Костромской полк с батареей. Это единственные воинские части, на которые я могу положиться в случае появления турок из Видина.

— А румынские войска, которые уже переправились в Никополь?

— Ваше высочество, позвольте доложить вам о них свои соображения.

— Докладывайте.

— Предлагаю отправить румын из Никополя к Плевне. Там их кавалерия может принести пользу и приучаясь постепенно к малой войне.

— Очень разумное предложение, Аркадий Дмитриевич. Сегодня же свяжусь о том с государем и князем Карлом.

Так началось «продвижение» союзных румынских войск вглубь Болгарии, то есть к осаждённой крепости Плевна. До этого союзническое участие румын в войне выражалось в следующем. Их артиллерия обстреливала турецкие позиции через реку, в том числе и крепость Никополь. Румынские санитары участвовали в транспортировке раненых русских солдат в ходе штурма этого города в тыловые госпитали.

Сотрудничество России с Румынским княжеством в начавшейся войне могло быть иным. Но князь Карл, являвшийся по конституции страны главнокомандующим, оказался человеком нерешительным и слабовольным, а его правительство раздирали противоречия. Всё это накладывало отпечаток на взаимоотношения румынского монарха с императором Александром II и великим князем Николаем Николевичем-Старшим.

Полковник Генерального штаба Пётр Паренсов, один из организаторов русской разведки на Балканском театре военных действий, не раз соприкасался в своей работе с князем Карлом Румынским. Он дал ему такую характеристику:

«...Князь Карл боится Турции, боится Австрии, слушается Берлина, боится России и не доверяет ей, хочет быть королём, но боится...

Обещает много, но не делает ничего».

Однако при всём при том князь Карл не мог не знать, что в рядах его подданных, прежде всего в армии, зреет недовольство таким пассивным участием в войне против турок, от которых население и Молдавии, и Валахии за долгие века натерпелись бед. В армии рос протест: солдаты открыто требовали от начальствующих лиц вести их в бой, то есть на противоположный дунайский берег. Один из княжеских офицеров писал в те дни:

«С каждым новым днём, проведённым в бездействии, увеличивается наше нетерпение. Мы ждём с нетерпением того дня, когда нам дадут сигнал к бою, чтобы мы могли сразиться за свою свободу и независимость...»

...Корпусной командир барон Криденер не оставил попыток притянуть к себе «свой» никопольский гарнизон. В ответ на это генерал-лейтенант Столыпин рапортом объяснил всю невозможность своего положения без наличия русских войск в Никополе:

«...Имея Костромской полк и 5-ю батарею 31-й артиллерийской бригады, я готов уступить вашему превосходительству всю румынскую армию».

Князь Карл, наконец, решил, что его армия должна действовать с русской армией в поле, и потому на оставлении в Никопольской крепости румынского гарнизона перед Николаем Николаевичем-Старшим не настаивал. Переправившаяся через Дунай пехота и артиллерия отправлялись под Плевну. Союзническая кавалерия прикомандировывалась к полкам русской 9-й кавалерийской дивизии «для совместного действия за Видом и отправления охранительной службы».

В конце июля ситуация на Болгарском театре военных действий перешла в малоподвижное противостояние сторон. Положение русской Дунайской армии стало складываться не в её пользу. Армейские силы были разобщены, поскольку действовали по расходящимся направлениям. Поэтому о каких-то совместных операциях между отрядами говорить пока не приходилось. Резервы были израсходованы. Союзные румынские войска к действиям в поле пока не привлекались.

Вывод из всего этого напрашивался такой: казалось бы удачно разработанный план войны на деле оказался не обеспечен армейскими силами. Два неудачных штурма Плевны ещё более ухудшили положение русской армии. Возникла опасность, что такая ситуация может негативно повлиять на высокий боевой дух войск.

Первым забил тревогу по этому поводу военный министр Милютин. В записке императору Александру II он постарался трезво оценить сложившуюся обстановку.

«...Турция, казавшаяся столь близко к полному распадению... сохранила ещё много жизнеспособности и обладает большими военными средствами при могущественной иностранной поддержке.

В отношении тактическом мы не можем всегда вести бой, бросаясь открыто, смело, прямо на противника, даже несравненно превосходного в силах, особенно когда он успел укрепиться. Если будем по-прежнему всегда рассчитывать на одно беспредельное самоотвержение и храбрость русского солдата, то в короткое время истребим всю нашу великолепную армию.