И, произнёсши эти слова, Невский твёрдо пошёл к боковому спуску вечевого помоста.

Всё вече, словно ударом бури, накачнулось к помосту. А те, что стояли поближе, ринулись преградить ему путь.

С вечевых скамей поднялись в тревоге и степенный посадник, и старые все посадники, и тысяцкий.

Посадник Михаил Степанович, поворотясь к народу, как бы в беспомощном призыве простёр обе руки свои. Затем он повёл ими в сторону уходившего князя: дескать, граждане новгородские, да что ж это такое, да помогайте же!.. Седая борода его тряслась; казалось, он не в силах был слова произнести.

Из толпы, подступившей к боковому крылечку, послышались крики:

— Княже! Господь с тобою! Что удумал?..

— Не пустим, князь!

— Нет на то нашей воли!..

— Кто князя обидел?! Камень тому мерзавцу на шею, да и в Волхов.

— Вернись, Олександра Ярославич!.. Нет тебе ворогов!..

Александр, нагнув голову, не слушая ничего, приближался к ступеням, чтобы сойти на землю. Вот он поставил ногу на первую ступень, на вторую... ещё немного, и ступит на землю...

— Ребята! — вдруг выкрикнул отчаянно мужик в белой свитке, без шапки. — Пускай по головам нашим ступает, коли так!..

И, вскричав это, он кинулся под нижнюю ступеньку и лёг, лицом вверх, раскинув руки.

Александр остановился: ему надо было или наступить на лицо, на грудь этого человека, или перешагнуть через него.

Прямо перед собой он видел яростно молящие лица других — таких же, как тот, что кинулся ему под ноги.

И он услыхал за собою голос посадника:

— Князь, Олександр Ярославич!.. Да ведь то какой-то безумец вскричал... безумному прости!..

Обойдя Александра и спустясь на нижний приступок, посадник оборотился к Невскому, снял шапку и, низко поклонясь, громко и торжественно произнёс:

— Ото всего господина Великого Новгорода: князь, отдай нам гнев свой!..

Сперва, по возвращении князя на вечевой помост, его слушали, не перебивая. И с неотвратимой явственностью Александр представил затихшему вечу всю неизбежность и ордынской переписи в Новгороде, и ордынской дани. Закончил он так:

— Господа новгородцы, дань в Орду — неминучая!.. Зачем кичиться станем своею силой чрезмерно? Вспомните, какие царства ложились под стопою завоевателей! В пять дней Владимир взяли. Да и Суздаль — в те же самые дни. За один февраль месяц — помните? — одних городов только четырнадцать захлестнули!.. Сквозь Польшу проломились. В немецкую державу вторглись, рыцарей поразили. А в Мадьярии?! И войско и ополченье, чуть не во сто тысячей, истребили все, до единого. Короля Бэлу хорваты укрыли. После побоища под Лигницей — ведь слыхали, — где Генрих пал... Не худые воины были. И кованой рати, конницы панцирной было там не тысяча и не две!.. А что же? — после побоища того Батыю девять мешков рыцарских ушей привезено было!.. И не оба уха у мертвецов отрезали, но только правое одно: для счёту!..

Александр остановил речь. Падали редкие влажные хлопья снега. Народ молчал... И вот опять тот же звонкий и дерзкий голос выкрикнул:

— Ничего!.. Пускай!.. У нас в Новгороде лишних у ей довольно — клевретов твоих!..

Александр кинул оком в толпу. Теперь он рассмотрел крикуна: хрупкий, но подсадистого сложенья, желтоволосый и кудреватый добрый молодец, в валяной шляпе пирожком, стоял в толпе, откинув голову, и, прищурясь, дерзко смотрел на князя, окружённый своими сторонниками, которые, как сразу определил князь, даже и подступиться не дали бы никому чужому к своему вожаку.

Князь вспомнил, кто это был: это был Александр Милонег, из роду Роговичей, староста гончаров и ваятелей, работавших на владычном дворе и в прочих церквах.

У владыки Далмата он его и застал однажды, когда художник, почтительно склонив голову, принимал указанья архиепископа касательно выкладки мозаикой поной иконы...

Александр Ярославич простёр руку в сторону старосты гончаров и, глядя на него, сурово ответил:

— Нет, Рогович, ты ошибаешься! Зачем мне, новгородцу, клевретами в своём городе обставляться! А вот ты зачем — новгородец же! — подголосков своих этакое количество с собою приволок на вече?

И едва произнёс он эти слова, как сразу они отдались довольным, радостным гулом среди сторонников князя. Особенно радели, на этот раз за князя, Неревский колец, где больше купцы, а также Торговая сторона, заречники. Купцы — особенно те, что с Востоком торговали, — ещё при дедах и прадедах Ярославича постигли на своём горьком опыте, сколь опасно дразнить и гневать суздальского великого князя: чуть что — сей час перехватит Волгу, Тверцу, закроет доступ и низовскому, и булгарскому, и сибирскому, и китайскому, и кабульскому гостю; да и купцов самих новгородских переловит — и по Суздальщине, и по волокам, и в Торжке, да и в темницу помечет с земляным засыпом. Нет, уж лучше ладить с ними, самовластцами суздальскими!.. И ныне ведь чего этот хочет Ярославич? да только, чтобы от разоренья татарского малой данью город спасти!.. Так чего ж тут существовать, чего ж тут против князя кричать купцу или боярину?! Другое дело те вон: голота, босота, да худые мужики — вечники, да ремесленники, да пригородный смерд — огородник, да неприкаянные ушкуйники! Им что терять!.. Пожитков немного!.. А головы им не жалко. Эти и на татар подымутся! А ведь слыхать, что верхних людей — купцов, бояр — татары в живых не оставляют, а ремесленнику — ему и в Орде хорошо... как попу: убивать их не велено...

И Торговая сторона, Неревский конец весь — они шибко кричать стали за князя.

Однако и простой люд сильно подвигнулся за Ярославича после того, когда не раз и не два он зычным голосом возвестил:

— Друзья новгородцы!.. Да ведь то возьмём во вниманье: сие — не порабощение нам, но только — откуп!.. Не порабощенье, а откуп!

В толпище доброжелательно загудели. Однако выкрикивали и другое.

— И без того налога тяжкая на товары! — крикнул опытный горлан-вечник, со спиною как деревянная лопата, нескладный мужик, именем — Афоня Заграба. — Каждый, кому не лень, берёт с товаров!.. И владыке — от торгу десятая доля, и от всякого суда — десятую векшу, и на князя! Всем надо, всем надо: кому что требит, тот то и теребит с работного человека, с ремесленника, — горестно и насмешливо воскликнул он. — А тут ещё татары станут каждый товар тамжити!..