Утром, как всегда, прибыл во дворец полковник Саблуков, обычно отдающий по утрам рапорт Константину о состоянии Конногвардейского полка, шефом которого был назначен Константин. Но он не нашёл великого князя. Ему сказали, что император со своими старшими сыновьями удалился в Михайловскую церковь.

Саблуков удивился странному приказу, полученному им рано утром, — дежурить по полку. Его эскадрон должен был заступить в караул во дворце, а его неожиданно оставляли на месте, да ещё и самому Саблукову приказали находиться при полке неотлучно. Что это значило, Саблуков не понимал, но так и не смог добиться встречи со своим непосредственным начальником — Константином. Когда он уже под вечер прибыл снова во дворец, конвойный гвардеец заступил ему дорогу.

— Не велено пускать никого, — чётко отрапортовал он в ответ на объяснение Саблукова, что явился с докладом к великому князю Константину.

Саблуков возмутился: что всё это значит? Ему удалось уговорить гвардейца пропустить его в кабинет Константина.

— Великий князь под арестом, — тихо сказал гвардеец.

Саблуков удивился ещё больше, но, войдя в кабинет великого князя, увидел его.

Константин был сильно взволнован, как всегда, в волнении он хлопал себя по карманам руками и принял Саблукова, оглядываясь, как будто страшась чего-то.

Саблуков начал свой доклад о состоянии полка и о странном приказе не являться на дежурство во дворец, а оставаться в полку. Константин проявлял мало внимания к словам полковника.

Много позже сам Саблуков так писал об этом:

«В кабинете Константина появился и Александр, имевший вид испуганного, крадущегося зайца.

Оба брата молча слушали про доклад.

Вдруг дверь отворилась, и появился государь в сапогах со шпорами, и шляпой в одной руке и с палкой в другой и направился, как на параде, прямо к нам. Александр, ни минуты не медля, побежал в свои покои. А Константин словно окаменел на месте, только руки его продолжали мелко и часто бить по карманам. Я обернулся и передал государю мой доклад о состоянии полка. Государь сказал:

— Ты дежурный?

Затем он дружелюбно кивнул и вышел. Тотчас в комнату опять заглянул Александр.

— Ну, брат, что ты на это скажешь? — спросил его Константин. — Разве я не говорил тебе, что он, — жестом показал он на меня, — не будет бояться?

Александр спросил меня, неужели же я не боюсь государя.

— Нет, — спокойно ответил я, — я исполняю мой долг и боюсь только моего шефа, великого князя Константина Павловича.

— Так вы ничего не знаете? — спросил Александр.

— Ничего, ваше высочество, кроме того, что я дежурный не в очереди.

— Я так приказал, — сказал Константин.

— К тому же, — заметил Александр, — мы оба под арестом...

Я засмеялся. Великий князь удивился.

— Отчего вы смеётесь?

— Оттого, — ответил я, — что вы давно желали этой чести.

— Да, — сказал Константин, — но не такого ареста, какому мы подверглись теперь. Нас обоих водил в церковь Обольянинов (генерал-прокурор) присягать в верности!

— Меня нет надобности приводить к присяге, — сказал я. — Я верен.

— Хорошо, — заметил Константин, — теперь отправляйтесь домой и смотрите, будьте осторожны...

Саблуков вернулся домой смущённый и полный дурных предчувствий.

А через два часа к нему прибыл фельдъегерь из дворца с приказанием немедленно прибыть во дворец. Саблуков сразу же отправился. Павел уже был в чулках и башмаках вместо сапог и спросил Саблукова:

— Вы якобинец?

— Так точно, ваше величество...

— Не вы сами, а ваш полк?

— Я, пожалуй, но относительно полка вы заблуждаетесь.

Император внимательно взглянул на Саблукова:

— Я знаю, что лучше. Караул должен удалиться...

Саблуков скомандовал караульным солдатам «направо марш», и они, чётко печатая шаг, ушли.

— Ваш эскадрон, — довольно дружелюбно сообщил император, — будет послан в Царское Село. Два бригад-майора будут провожать полк до седьмой версты. Распорядитесь, чтобы в четыре утра все были готовы вместе со своими пожитками.

А двух камер-гусаров он распорядился поставить на часах у своей опочивальни».