Филарету доподлинно было ведомо, какая беда угрожает державе. Но выбор его давно был сделан: пусть лучше смута, которую впоследствии можно будет избыть, нежели царствование Василия Шуйского.

Видимо, Василий почувствовал недружелюбие Филарета, если предпочёл ему казанского митрополита Гермогена. Филарет не испытывал ревности к новому патриарху и в душе уважал его. Но как убить в себе надежду на патриарший престол? Он давно распростился с отроческими мечтами о царстве, но силы его души были настроены на великий подвиг. Держава нуждалась в крепкой руке.

Временами Филарет роптал на судьбу, помешавшую ему воспринять трон от Фёдора. Он знал, что повинен в этом был дьявол — враг рода человеческого. Это его злыми кознями одна беда надвигалась на другую. Утратив любовь Елены Шереметевой, Филарет вскоре потерял и верного друга — царевича Ивана. Лишившись родителей, он быстро почувствовал, как растаял круг друзей. Злоба Бориса Годунова завершила остальное. Ему, опальному монаху, осталась суровая битва за выживание. И вот он — владыка.

Но, Боже Праведный, как устал он от крутых переломов в своей жизни! «Укатали сивку крутые горки»? Нет, он ещё поспорит с судьбой!

Филарет неохотно ездил в Ростов Великий. У него были надёжные помощники, которые ведали делами епархии. Не в Ростове ныне вершились дела судьбоносные. Верные люди оповещали его о событиях, вызывавших смуту в державе.

Он знал о согласованных действиях князя Шаховского и авантюриста Молчанова. Он глубоко презирал их в душе, особенно Молчанова, нечистого на руку волхвователя. Но они раскачивали трон под Василием Шуйским.

Доверчивые люди поверили ловкому мошеннику. Молчанов писал воззвания от имени «Димитрия», но всячески избегал встреч с людьми, которые помнили, как его секли кнутом на Ивановской площади.

Благодаря сатанинской энергии клевретов самозванца вся Россия полнилась слухами о чудесном воскрешении расстриги.

Филарет отдавал должное уму князя Шаховского. Ему рассказали, как смеялся Шаховской над затеей Шуйского перенести в Москву гроб с телом царевича. Не понимает-де Василий бесполезности сей затеи. Вон и царица Марфа достоверно свидетельствует о смерти сына, да что толку?

Вера в волшебство, в чудесное воскрешение «Димитрия» для простонародья сильнее всякой достоверности. Недаром в Москве толковали, как над телом «Димитрия» ворковали голуби и было сияние. Верилось в это легко и потому, что чернь расположена к мятежам, что она готова менять царей, ежели это сулит выгоды.

В этот ясный погожий день Филарету хотелось отдохнуть душой, а лучшим отдыхом он полагал гулянье на лодке по вольно раскинувшемуся в том году озеру Неро. В ширину озеро будет до девяти километров, а в длину кто же считал?

По озеру его катал славный протопоп Савватий. Филарет любил его за тихий нрав и преданность Романовым. В прошлые годы он был в их имении домашним попом. Он зело скорбел, когда царством завладел Годунов, и всюду говорил, что по праву царствовать должны Романовы, первые родственники покойного Фёдора. За правду этих слов его и сослали в Ростов, в один из монастырей, но монахом он не стал и вскоре хлопотами Филарета получил чин протопопа.

Какое блаженство для души! Вдоль берега вода столь прозрачна, что видны мелкие камешки на дне. А далее, по всей поверхности озера, отражается Ростовский Кремль. Белые, словно воздушные, громады увенчаны великим множеством островерхих куполов — больших и малых. По окраинам темнеют монастыри. Вода то золотится на солнце, то отливает жемчугом.

В умелых руках Савватия лодка не плыла, а скользила по озеру, и вёсла бесшумно взлетались на воздух. Отражённые в воде купола церквей то собирались группами, то расходились, причудливо вытягиваясь в длину...

Поначалу думалось легко. Авось Господь будет милостив к своим грешникам. Схлынет смута: Филарет надеялся, что царь Василий откажется от власти, дабы утихомирить державу. Филарет знал, что бывший холоп князя Телятевского Болотников стал ныне воеводой и привёл под Тулу большое войско, надеясь осадить Москву. Шуйскому не одолеть его: в войске царя недовольство и шатание.

Крепкие воеводы предали его, перешли на сторону Болотникова князья Рубец-Мосальский и Михаил Долгорукий. В Астрахани изменили князь Хворостинин и Фёдор Шереметев.

Взбунтовалась Рязанская земля. Прокопий Ляпунов, весьма беспокойный и склонный к крамоле рязанский дворянин, поспешил объявить себя Димитрием, но скоро раздумал и присоединил свои дружины к Болотникову.

Обдумывая эти события, Филарет видел злополучное сходство в судьбах Годунова и Шуйского: обоим изменили ранее преданные воеводы с той разницей, что воины нового самозванца были ещё беспощаднее, они не щадили детей и стариков, а молодых брали в плен, не пропускали запасы в столицу, обрекая её на голод.