— Боярину Романову надлежит подчиниться решению Боярской думы!

После этого разговора с Годуновым Фёдору оставалось признать правоту Сапеги и подумать о том, как защитить себя и своё семейство. Он стал реже бывать в Кремле, всё чаще наведывался в Коломенское, в бывший дворец Ивана Грозного. Там ещё сохранились палаты Никиты Романовича. Порядок в них поддерживал старый слуга первого вельможи Иоанна. Ныне он радовался приезду его старшего сына. Время для него как бы возвратилось вспять, когда он был столь необходим. Здесь находили приют и молодой князь Мстиславский с Голицыным, не любившие Годунова, и многие бояре. Частым гостем был здесь и Сапега. Тут тебе и дворец царский, и охотничьи угодья рядом, а повар Романовых готовил отменные обеды.

Однажды Сапега приехал вместе с Юшкой Отрепьевым. Фёдор впервые так близко присмотрелся к Юшке и был поражён его некрасивостью. Лоб узкий, глаза маленькие, нос широкий, всё лицо в бородавках. Хорош будет новоявленный «царевич»! Кто видел Димитрия, вспомнит, что отрок был пригож собой и даром что мал — держался с царским достоинством. Вскоре Фёдор заметил одно важное обстоятельство: одна рука Юшки была короче другой, и он старался Скрыть этот недостаток, что, очевидно, мешало ему держаться свободно. На Юшке была венгерка, входившая в моду среди европейской молодёжи, и, красуясь новым нарядом, он понемногу забыл о своём недостатке. В нём появилась свобода и даже обаяние. Сам князь Мстиславский любезно беседовал с ним. Спустя немного князь подошёл к хозяину и спросил:

— Ты не замечаешь, Фёдор Никитич, что у протеже Сапеги есть что-то приятное и достойное?

Слышавший эти слова Сапега решил блеснуть своей учёностью. Он процитировал Плутарха, несколько видоизменив его слова:

— Успех возвышает даже низких людей. При счастливых обстоятельствах в них обнаруживается и величие, и достоинство.

Все закивали головами, с почтительным интересом поглядывая на Юшку.

Князь Голицын усомнился:

— Достанет ли у него мужества на такое рискованное дело? Кажется, он даже не думает об опасности.

— Это обличает в нём смелость, — возразил Сапега.

— Смелость, но не мужество, — возразил князь непререкаемо, так что Сапега внимательно на него посмотрел. Впрочем, всё покажет время, — заключил Голицын.

Похоже, никто из присутствующих здесь не подумал, какие потрясения ожидают Русь, если Юшка-«царевич» при поддержке сил, враждебных Годунову, заявит о своих правах на престол.

Царь Фёдор умирал как святой. Не хотел слышать о мирских делах, которые и в прежнее-то время, когда ещё было здоровье, он считал за докуку. День у него проходил в молитве, беседе с царицей и духовными особами.

Да, умирал Фёдор, как и жил: ничего не решал сам. После него не оставалось потомства. Единственная дочь Феодосия умерла младенцем. Трудный вопрос избрания нового царя ложился на патриарха Иова и бояр. Патриарх, державший сторону Годунова, надеялся, что Фёдор укажет на него и что поможет ему в этом царица Ирина. Этим указанием царь освободит народ и его, патриарха Иова, от многочисленных испытаний в избрании нового царя.

В тот час у ложа умирающего Фёдора были лишь патриарх и бояре. Годунов с царицей вышли, и патриарх знал, что Годунов оставил его, надеясь на окончательное решение вопроса о наследнике престола. Поэтому Иов приступил к царю с твёрдым намерением получить ответ:

— Государь, кому приказываешь царство, нас, сирот, и свою царицу?

Фёдор вздохнул, понимая, что ему не уйти от этого вопроса, и ответил тихим голосом:

— Во всём царстве и в нас волен Бог: как ему угодно, так и будет. И в царице моей Бог волен, как ей жить. Об этом у нас с ней улажено.

В эту минуту, стараясь ступать неслышно, вошли в царскую палату братья Романовы. Фёдор Никитич заметил, с каким смятением смотрел на них патриарх, когда они, низко поклонившись ему, прошли к ложу царя. Фёдор поцеловал вялую, бессильную руку того, кто был ему братом. Кое-кто не хотел об этом помнить. Но ведь всё это было: лучшие дни и часы, проведённые с этим добрым ласковым братишкой. Может быть, царь тоже вспомнил об этом. По лицу его покатились слёзы, и чувствительный Фёдор заплакал вместе с ним. Кто мог бы вычислить, сколько воспоминаний в иные мгновения в состоянии вместить душа! Говорят, что перед смертью в такие мгновения спрессовывается вся прожитая жизнь. В чертах Фёдора царь в эти минуты узнавал черты незабвенной матушки, с портретом которой он никогда не расставался. Он и теперь лежал у него под подушкой, и куда потом исчез этот портрет, никто не знал. Одни говорили, что захоронили его вместе с царём, другие указывали на Годунова, сгубившего-де портрет царицы Анастасии, чтобы и память о ней не жила.

— Не оставляй нас, надёжа-государь! Царствуй, как и всегда царствовал. А болезнь твоя пускай идёт на сухой лес.

Фёдор слабо махнул рукой.

— Какой я царь! Ныне пришло, видно, время тебе царствовать. А я с лёгкой душой вручу тебе в руки свой скипетр.

— Спасибо тебе на добром слове, государь! Только при живом царе соглашаться на его царство мне невозможно. Да и не мыслил я быть на таком превеликом государстве.

Тут внезапно появился Годунов. Он внимательно оглядел присутствующих, и по лицу его нельзя было понять, слышал ли он слова Фёдора Романова. Приблизившись к ложу царя, он сказал: