— Да кто ж именно?

— Да все... лиходеи!

Царица Агафья, стоявшая поодаль у столика, повернулась к Петруше с милым смешком:

— У, какой сердитый.

Петруша повернулся к царю и сказал, как приказал:

— Вели ей уйти!

— Не пойму, на кого ты сердишься: на царицу али на Милославских?

— На Милославских, — буркнул Петруша.

— Да чем они матушку твою изобидели?

— А почто велят отселяться в новые хоромы?

— Да где ты видел новые хоромы? — снова удивился Фёдор.

Петруша некоторое время озадаченно молчал. Новых хором он действительно не видел, хотя всё в кремлёвском дворе облазил.

— Успокойся, Петруша, никто и не думал новые хоромы строить.

— Верно ли?

— Царю ли не верить? Или не знаешь, что царь самый сильный и слово своё держит?

Петруша мотнул головой.

— Я тоже, когда вырасту, буду царём, как и ты. Сильным. И ещё злым, как царь Иван Грозный.

— Так тебе нравится царь Иван?

— Нравится. — И, подумав немного, царевич добавил: — Злые сильнее добрых.

— Кто тебе это сказал?

— Сам так думаю.

— А ведомо ли тебе, чему учит наша православная вера? Она учит, что доброта это сила. В Писании сказано: «Если Бог за нас, то кто против нас». А делающие злое получают отмщение.

Петруша отрицательно помотал головой:

— В Писании-то так, да в жизни бывает иначе. Так учитель мой говорил.

— И неверно учитель твой говорил тебе. Постой... Да не он ли и хоромами новыми тебя испугал?

Петруша с минуту молчал. Не хотелось ему выдавать своего учителя, и матушка будет недовольна.

— Да кто же этот злодей, что грозит тебе бедой?

— Думный постельничий Иван Максимович Языков, нарицаемый новым Годуновым. Он-то и хочет меня с матушкой нечестно выслать из дома моего отца и от тебя, государь.

— А отчего ты зовёшь его новым Годуновым?

— Так был ещё древний Годунов, тот, что царевича Димитрия в Углич выслал да там и велел убить.

— Вон оно что... Какие небылицы плетут, — озадаченно произнёс Фёдор.

Он понимал, что сам ребёнок не мог бы придумать такое. «Надобно сказать Софье. Пусть займётся Петрушей. Да и разобраться пора, чему его научает учитель Зотов», — подумал Фёдор. Он проводил брата-царевича до дверей, снова приласкал его.

— Иди, Петруша, и не опасайся ничего дурного для себя. И матушку свою успокой...

Постройка нового дворца в Кремле действительно начата не была. Был выстроен лишь новый Запасный двор, где появились сахарные палаты, дровяной двор, печи, очаги. Здесь же находились дворцовый плотничий двор, поварня, а позже было устроено подворье Донского монастыря. И лишь значительно позже тут возник новый Императорский дворец.

Сама затея о строительстве нового дворца, видимо, существовала, ибо существовала и необходимость избавиться от тесноты в старом кремлёвском дворце. Но о выселении царицы Натальи с царевичем Петром не могло быть и речи: сам царский дворец предназначался для членов царской семьи. Но большую и весьма суетную, беспокойную семью Нарышкиных и впрямь надо было отселить. Да никогда не бывало прежде такого, чтобы многочисленная родня царицы и даже царей селилась в царском дворце. Все Годуновы, Шуйские, Романовы и другие фамилии жили отдельными дворами.

Когда был жив царь Алексей, он умел свести меж собой несоединимое: Нарышкиных и Милославских.

Они съезжались в Преображенское и подолгу живали там. Связующим звеном был не только царь Алексей, но и созданный им театр. Места были благословенные, живописные, и рядом была Москва.

Но после смерти царя Нарышкины и Милославские поселились в своих палестинах и уже не скрывали взаимного нелюбия. Нарышкины обосновались в Преображенском, Милославские в Коломенском и Измайлове.

Царевна Софья облюбовала Коломенский дворец за его истинно королевское великолепие. Этот дворец действительно изумлял многих иностранцев своей красотой и роскошью. Некий поэт и учёный монах сравнивал его с Соломоновым дворцом и называл восьмым чудом света.

Всё в палатах дворца блестело золотом и серебром. Развешанные на стенах картины покоряли воображение обилием библейских сюжетов: тут были картины «Пленение града Иерусалима», «Град Иерихон», «Видение царя Константина». Красочно, с эпическим размахом были представлены картины природы. Шестьдесят три аршина занимала одна только картина «Лунное течение, солнце, месяц, звёзды».

Дворцовая мебель была выдержана в современном вкусе. У стен стояли модные немецкие и польские столы на львиных ногах, украшенных резьбой. Расписаны были столы красками по золоту и серебру. Имелись тут и кипарисовые столы с серебряной оправой и перламутровой инкрустацией, мраморные столики на колёсах. Кресла были обиты атласом и бархатом либо кожей и золотыми тканями и украшены искусной резьбой. Внутренние комнаты поражали зеркалами в причудливых рамах, столовыми стенными часами.

В одной из таких внутренних комнат царевна Софья ожидала князя Василия Голицына. С той поры, как они жили в Преображенском, оба сохранили сблизившие их чувства и мысли. Чувства Софьи были более чем нежными, хотя к этому времени князь Василий был женат и имел детей. Но она по-прежнему называла его Васенькой и ожидала встречи с ним словно праздника.

Ради него Софья сегодня накрыла и сама сервировала стол. Будучи европейцем в одежде и вкусах, князь Голицын любил, однако, простую пищу, предпочитал всяким деликатесам деревенское жаркое, хорошо протушенное в деревенской печке, в обыкновенном горшке. А на десерт Софья круглый год держала его любимые засахаренные сливы.