Был и еще один недостаток у 76-миллиметровой пушки, который мешал ее полному использованию в новых условиях полевой войны. Очень большая настильность огня ограничивала возможность стрельбы через головы своей пехоты. Батареи 76-миллиметровых пушек приходилось располагать далеко позади пехоты — не ближе одного километра — и прекращать стрельбу по передовым линиям противника, когда атакующей пехоте оставалось еще пройти 300–400 метров.

Опыт Русско-японской войны показал, что наиболее действенное средство для поражения укрытого противника — это гаубица. Крутая траектория полета ее снарядов позволяет поражать навесным огнем противника даже в то время, когда он не показывается из-за укрытия. А мощные снаряды гаубиц крупного калибра дают возможность разрушать весьма прочные полевые укрепления.

Перед мировой войной в русской артиллерии была принята на вооружение 122-миллиметровая гаубица образца 1909 г. Она во многом превосходила подобную же гаубицу, имевшуюся на вооружении в австро-германской артиллерии. Шрапнельные пули русской гаубицы довольно хорошо поражали укрывшегося противника. Кроме того, гаубица могла стрелять еще и гранатами с мощным разрывным зарядом. Благодаря этому огонь 122-миллиметровой гаубицы действовал весьма разрушительно на полевые укрепления. Но 122-миллиметровых гаубиц было очень немного. Здесь явно сказалось пренебрежение военных верхов к орудиям навесного огня.

В русской армии имелась еще горная 76-миллиметровая пушка образца 1909 г., выпускавшаяся Путиловским заводом. Эта пушка посылала свои снаряды сначала по довольно настильной траектории, а к концу полета ее снаряды падали по очень крутой линии. Такая стрельба необходима в условиях горной войны, когда снаряды должны перебрасываться за крутые склоны.

76-миллиметровая пушка являлась, по существу, гаубицей. К тому же она отличалась чрезвычайной легкостью и поэтому могла быстрее передвигаться. Горную пушку можно было с успехом использовать в обычном полевом бою, как вполне пригодную для маневрирования и совместных действий с пехотой. Таким образом, горная пушка могла восполнить до некоторой степени недостаток в орудиях навесного огня и заменить собой 76-миллиметровую полевую скорострельную пушку в тех случаях, когда пришлось бы поражать хорошо укрывшегося противника. Сделать это было тем более легко, что обе пушки стреляли одним и тем же снарядом. Однако и в этом случае проявилась недооценка высшими военными кругами всего значения орудий навесного огня в предстоящей войне: к началу мировой войны в русской армии горных пушек насчитывалось еще меньше, чем 122-миллиметровых гаубиц.

Не следует, однако, думать, что такое отношение военного министерства и генерального штаба к проблемам вооружения армии разделялось всеми артиллеристами. На самом деле между творческими устремлениями лучших артиллеристов и официально принятым мнением существовал трагический разрыв. В армии было немало выдающихся и талантливых специалистов, которые прекрасно понимали, какие новые задачи ставит перед артиллерией современная война. Они прилагали все усилия к тому, чтобы улучшить техническое вооружение. Но часто вся их энергия уходила на бесплодную борьбу с косностью, неповоротливостью и гнилостью государственной и военной машины.

Усовершенствование конструкций орудий, снарядов и материальной части, ближайшее рассмотрение изобретений, руководство исследованиями и опытами в области артиллерийского дела — все это возлагалось на Артиллерийский комитет при Главном артиллерийском управлении. Среди членов этого комитета было большое количество ученых и специалистов, получивших известность не только в России, но и далеко за ее пределами. Многие члены Артиллерийского комитета были профессорами Артиллерийской академии и других высших учебных заведений. Некоторые имели звание академиков, — и не только российской Академии наук, но и академий Парижа и Лондона. Технический уровень русских артиллеристов стоял очень высоко, особенно в теоретическом отношении.

Для разрешения тех или иных сложных вопросов в Артиллерийский комитет приглашались наиболее крупные специалисты того времени — ученые, исследователи, производственники. Это давало возможность использовать для развития артиллерии новейшие достижения науки и техники.

Однако, несмотря на все это, инициатива новых изобретений редко исходила из недр Артиллерийского комитета. А те предложения, которые выдвигал комитет, часто либо вовсе не проводились в жизнь, либо же проводились в извращенном виде.

Представители власти, и в первую очередь военный министр Сухомлинов, явно покровительствовали крупным заграничным фирмам, владеющим мощными военными заводами, — Шнейдеру во Франции, Круппу в Германии, Виккерсу в Англии. Им отдавалось предпочтение даже в тех случаях, когда какое-нибудь предложение, исходившее от русского завода или изобретателя-артиллериста, было явно лучше и целесообразнее заграничного. Разумеется, все это ставило тяжелые преграды перед развитием русской артиллерии и глушило изобретательскую инициативу.

В какие условия работы были поставлены русские артиллеристы царскими властями, видно хотя бы из следующего примера. Тотчас же после Русско-японской войны при Главном артиллерийском управлении возникла специальная комиссия по изучению опыта этой войны. В комиссию входили весьма крупные и авторитетные артиллеристы того времени. Они внесли целый ряд важных предложений о реорганизации русской артиллерии на основе боевого опыта. Особенно остро встал вопрос о гаубицах и полевой тяжелой артиллерии. Комиссия настаивала на том, что необходимо возможно быстрее вооружить русскую армию дальнобойными пушками и гаубицами крупного калибра, стреляющими снарядами большой разрушительной силы. При этом подчеркивалось, что боеспособность русской армии в новых условиях войны может быть более или менее удовлетворительной только в том случае, если каждый корпус будет располагать по крайней мере двумя батареями 152-миллиметровых гаубиц и одной батареей 107-миллиметровых дальнобойных пушек. Военное министерство и генеральный штаб предложение комиссии формально приняли. Но даже спустя десять лет, то есть к началу мировой войны, намеченная программа была выполнена в совершенно ничтожной степени: тяжелых гаубиц и дальнобойных пушек насчитывалось так мало, что их можно было придавать только целым армиям, состоящим из нескольких корпусов.