Шрифт:
— Я не живу с ним. То есть очень долго не жила. Я только что переехала к нему.
— Неужели тебе мать ничего не говорила? О том, что… — Он внимательно взглянул на меня. — О. Я вижу. Она не говорила.
У меня задрожали ноги. Я знала, что он собирается сказать мне. Катастрофа, от которой я убегала всю сознательную жизнь, вот-вот должна была настигнуть меня. Почти с облегчением я успела подумать, что больше не надо будет прятаться и закрывать глаза.
— Так вот, — вздохнул доктор Торнтон. — Твой отец — хронический алкоголик.
Внутри меня что-то екнуло. Я знала это и в то же время не знала.
— Это точно? — выдавила я.
— Ты действительно не в курсе? — спросил он уже не таким раздраженным тоном.
— Нет, — ответила я. — Но теперь, услышав это от вас, я не могу понять, как я раньше не догадалась.
— Такое часто случается, — устало махнул рукой доктор. — Я постоянно с этим сталкиваюсь: в семье серьезная проблема, а все ведут себя как ни в чем не бывало.
— О, — только и могла сказать я.
— Это как если бы у них в гостиной стоял слон, а они притворялись бы, что его нет.
— О, — повторила я. — И что можно сделать?
— Честно говоря, Люси, это не моя область, я терапевт. Если бы у твоего отца врос ноготь или если бы у него расстроился желудок, я бы с удовольствием прописал ему все, что нужно. Но в психотерапии и проблемах семьи я не специалист. В наше время этому не учили.
— Понятно.
— Но у тебя-то все в порядке? — спросил он. — Думаю, для тебя это большой шок. А шок я умею лечить.
— У меня все в порядке, — ответила я, поднимаясь, чтобы уходить. Мне необходимо было обдумать услышанное. Мне срочно нужно было побыть одной.
— Подожди, — остановил он меня. — Я выпишу тебе кое-что.
— Что? — с горечью спросила я. — Нового отца? Не алкоголика?
— Не стоит так говорить, — нахмурился он. — Как насчет снотворного? Может, успокоительное? Антидепрессанты?
— Спасибо, не надо.
— Тогда у меня есть другое предложение, которое могло бы тебе помочь, — задумчиво сказал он.
Надежда затрепетала в моей груди.
— Какое? — не дыша спросила я.
— Клеенка.
— Клеенка?
— Ну да, чтобы не намокал матрас…
Я вышла из кабинета.
Домой я пришла все еще в состоянии шока. Папа спал в кресле, на ковре у него под ногами тлела сигарета. При звуке моих шагов он проснулся.
— Ты не сбегаешь для меня в винный магазин, милая?
— Хорошо, — кивнула я, слишком потрясенная, чтобы возражать. — Что тебе купить?
— Все равно. На что у тебя хватит денег, — скромно сказал он.
— Хм. Ты хочешь, чтобы я сама заплатила? — холодно поинтересовалась я.
— Ну-у… — невнятно протянул папа.
— По-моему, ты получил свое пособие всего два дня назад, — заметила я. — Куда делись эти деньги?
— Ну, Люси, — как-то противно засмеялся он. — Ты вылитая мать.
Подавленная, я развернулась и ушла. «Я — вылитая мать?» — стучало у меня в голове. В магазине я купила отцу бутылку дорогого виски, а не то дешевое пойло из Восточной Европы, которое он обычно пил. Но этого было недостаточно, чтобы почувствовать себя лучше, мне нужно было потратить на папу больше денег, поэтому я купила еще две пачки сигарет, четыре шоколадки и два пакета чипсов.
Когда сумма моих покупок перевалила за двадцать фунтов, я задышала спокойнее, осознавая, что эта экстравагантная расточительность убила во мне всякое сходство с матерью.
После этого я смогла обдумать то, что сказал мне доктор Торнтон. Я не хотела верить ему, но ничего не могла поделать. Его слова многое объясняли. Я попробовала посмотреть на папу в старом свете, а потом — в свете того, что он страдал алкоголизмом. Вторая картина была логичнее. Она была абсолютно логичной.
Откровения доктора Торнтона толкнули первую костяшку домино, что повлекло за собой цепную реакцию: остальные костяшки стали падать одна за другой, все быстрее и быстрее.
Как красное вино, пролитое на белую скатерть, новое знание стремительно окрашивало в другой цвет всю мою жизнь, все мои воспоминания, начиная с раннего детства.
Новое знание окрашивало все в очень темный, мрачный цвет.
Оказывается, двадцать шесть лет я видела свою жизнь, отца, семью перевернутыми с ног на голову, и неожиданно мне открылось все как есть. Сразу примириться с новым видением я не могла.
Хуже всего было то, что по-новому я увидела папу. Теперь это был совершенно незнакомый мне человек. Как же я не хотела, чтобы это случилось! Не хотела, чтобы папа, которого я любила, исчезал прямо у меня на глазах. Я хотела и дальше любить его. У меня ведь больше никого не было.