Это высказывание П.Н. Милюкова можно трактовать как подтверждение идеи о том, что страстность как воля к действию, особенные «интеллигентские» переживания продемонстрировали не просто «религиозное отщепенство», но и явили пример религиозно-мировоззренческого конструирования новых картин мира в общенациональную культуру, прежде всего, публицистику и литературу. Процесс оказался непосильным для незрелой молодежи; «святость» их подвига обернулась бессмысленностью жертвенности, породив феномены массовых самоубийств и убийств [106] .

Характер же «новой религиозности» – страстность переживания идей вместо реального переживания жизни – можно обозначить символикой Достоевского / В.В. Розанова: «русская идея “около Крафта”» [107] . В «Подростке» писатель зафиксировал процесс идеального и реального бытия молодых людей того времени. Идея из подсобного средства упорядочения жизненного «материла» стала первичной основой его постижения; возникла ситуация, в которой объективный мир становится лишь «сценической площадкой» для игры идей, рядящихся в разноцветные идеологические одежды и слова своего времени.

Всем хорошо известна метаморфоза резкой смены бурного интереса к святоотеческой литературе в 40-е годы почти полным ее забвением уже в конце 50-х, переносу исследовательского центра с религии на науку. В 60-е же годы начался обратный процесс, о котором прекрасно заметил Толстой в одном из писем к А.А. Толстой. Н.И. Азарова, анализируя их переписку, указала, что Толстой стал приглашать студентов пожить в имении и заняться педагогикой. «Студенты привозили с собой запрещенные сочинения Герцена и революционные прокламации, но как уверял Толстой, в скором времени утрачивали интерес к запрещенной литературе и увлекались школьными делами» [108] .

В эти годы именно Достоевский и Толстой становятся главными вдохновителями будущего богоискательства, сделав религиозные проблемы стержневыми в общественной жизни и мышлении интеллигенции. Как указал В.В. Розанов: «Только с выступлением на сцену Л. Толстого и Ф. Достоевского начался сдвиг интеллигентского мышления с той мертвой точки, где оно оказалось благодаря позитивизму» [109] . Два великих русских писателя заставили изменить угол зрения интеллигенции на самих себя, переведя его с внешних подвигов и нарочитого самопожертвования во внутренний мир человека, поиск самого себя. Они первыми заговорили о человеке как центре мира, ища его равновесности во взаимоотношениях с Богом и людьми, а по сути, с самим собой.

Достоевский и Толстой, каждый по своему, в 60 – 70-е годы вступили на путь духовного «противовеса» славянофильству и западничеству, повсеместно распространившемуся рационализму и материализму (особенно в литературной критике и общественном мнении), политическим движениям молодежи и идеологии властей. Гениальность этих художников, снискавшая для них абсолютный авторитет в мире, подготовила почву для переориентации установок сознания в интеллектуальной среде от «религии» и «веры» материализма к мистико-религиозному мировосприятию и новому религиозному сознанию, несмотря на то, что религия одного означала возвращение «назад», а другого – движение вперед. «И общество, сперва удивленное и негодующее, но и очарованное их словом, вначале поодиночке и потом массами, точно поволоклось ими в противоположную сторону, чем куда шло; в жизни его совершился перелом, и мы стоим теперь на совершенно иных путях, нежели те, на которых стояли еще так недавно» [110] .

При этом Достоевский, благодаря индивидуальному мифотворчеству, ярко выраженному в его публицистике, не только не сумел преодолеть оппозицию и «партийное» противостояние, характерное для интеллигенции, но, напротив, закрепил оппозиционное мышление, став апологетом русского национализма и идеологии панславизма. Преодолеть вечный бинаризм удалось лишь Толстому, да и то, скорее в теории, чем в суровой практике политической жизни России и Европы в XX веке.

серебряного века стало религиозное сознание Толстого, а не Достоевского. «Как бы ни оценивать религию Толстого по существу, нельзя отрицать, что в ней одной жизненно сказалось подлинно новое религиозное сознание»»//Франк С.Л. Нравственное учение Толстого//Русские мыслители о Толстом. С. 159.

Достоевский [111] и Толстой, будучи двумя литературными гениями, сильными публицистами и неординарными мыслителями, в 60–70 – 80-е годы в своем жизнетворчестве выразили экзистенциальный и собственный религиозный путь в становлении нового религиозного сознания, ставшего визитной карточкой русского философского «серебряного века». Во второй половине XIX в. практически каждый писатель, критик, публицист, общественный деятель, не говоря уже о студенческой и разночинской молодежи, так или иначе находился под мощным влиянием этих имен. Любопытно, что имена писателей находились в обойме интересов не только публицистики, но и науки, не только светской, но и богословской студенческой молодежи. В интересном исследовании Н.Ю. Суховой приведена подробная статистика тем кандидатских диссертаций в четырех духовных академиях Российской империи с 1891 по 1918 гг., посвященных Толстому и Достоевскому. Показательно, что первая диссертация 1891 года была посвящена религиозности Толстого, и лишь в 1900 г. появилась первая работа о Достоевском [112] . Толстой стал объектом богословской рефлексии практически сразу после обретения своей веры, тогда как Достоевский начал переосмысливаться богословами лишь спустя два десятилетия после смерти.

Движение к собственному религиозному сознанию обоих имело прямо противоположные мотивы: Достоевский декларативно всеми силами пытался защищать монархию и традиционное православие, отстаивая их базовые положения и ценности. Толстой же вступил с ними в борьбу, показав глубочайший кризис государственной системы, русской православной церкви и институализированного христианства. При этом оба стали создателями авторских учений о христианстве и тем самым сделали возможным развитие широкой общественной и философской дискуссии по этому вопросу не только в России, но и в Европе [113] .